Надо действовать!
Решили комсомольцы ударить по мракобесию. На первый раз повесили в сельсовете два антирелигиозных плаката и еще сами нарисовали как умели две большие карикатуры.
На одной изобразили женщину с помелом и разлетающихся в разные стороны монашек с мушиными крылышками. Подписали: «Гони из избы монашек! Не слушай их вранья!»
Тему другой придумал Степан. Не сам придумал — в «Бедноте» отыскал. На ней благообразный попик, немного похожий на Евлампия, правой рукой с крестом благословляет богомолку, а левой, длинной-предлинной, лезет ей в карман.
— Здорово! Вылитый Евлампий! — восхитился Колька Говорков. — Нарисуем и подпишем: «Евлампий лезет вам в карман, а вы ушами хлопаете!»
— Про уши не надо, — поморщился Федот. — Людей обижать не к чему. Просто напишем: «Берегите карманы от Евлампия».
В Совете побывало чуть ли не все село. Больше всего смеялись над карикатурами. Уж очень всем понравились монашки с крылышками.
Смеяться смеялись, а в церковь ходить меньше не стали. Только старухи богомолки озлобились. Монашки все так же шныряли по избам. А Евлампий в ближайшее воскресенье в проповеди даже взял комсомольцев под ехидную защиту:
— Не злобьтесь на них, православные: сами не знают, что творят в заблуждении молодости. Разве им посильно пошатнуть веру Христову? Так младенец ударяет кулачком мать, породившую его. Но разве больно от этого матери?
А встретив на улице Ивана, Евлампий совсем мирно улыбнулся и снисходительным тоном спросил:
— Ну как, юноша, ниспровергаете религию? Хватит ли сил-то?
Ивана задел за живое его тон, и он ответил вызывающе резко:
— Она уже ниспровергнута, гражданин Боголепский, и нечего людям головы морочить.
— Да неужели? — Острые глаза священника метнулись недобро, но улыбка не сошла с лица. — Уж не вы ли ниспровергли христианскую религию?
— Революция ее ниспровергла! Скоро доберется и до тех, кто на темноте людской наживается. — Иван тоже усмехнулся, глядя в ненавидящие поповские глаза. — А вам, гражданин Боголепский, не надо забывать разговора с Сергуновым.
Поп резко повернулся и быстро зашагал прочь, широким взмахом руки благословив кстати подвернувшуюся ему старушонку.
Вместе с престольным праздником появилась еще одна забота. Церковный праздник без пьянства — не праздник. Бед от самогона не оберешься и хлебу перевод.
Еще летом заезжал в Крутогорку командир волостного отряда ЧОН. Взял у Ивана список комсомольцев.
— Все вы считаетесь бойцами-чоновцами. Оружия дать вам сейчас не можем — у самих мало. Да вам оно и не нужно: с бандитами покончили. Все же будьте начеку. С самогоном у вас в селе как?
— Сейчас вроде не гонят.
— Сейчас не гонят — осенью закурят. Урожай хороший — и погонят хлеб на сивуху. Преступление это. Ваша задача — бороться с этим злом. Добивайтесь, чтобы горсти зерна на самогон не ушло. Агитируйте и, конечно, решительные меры принимайте. Самогонные аппараты, готовый самогон и барда подлежат уничтожению. Злостных самогонщиков арестовывать и препровождать в волостную милицию.
Прав оказался чоновец: перед покровом закурились самогонные аппараты. Кто скрытно гонит, а кто нахально, на глазах у всех.
— Надо нам твердо поставить на своем: долой религиозные праздники! Война пьянству и самогону! — заключил Иван свое сообщение на комсомольском собрании. — Какие будут предложения?
— Самогону, конечно, война, — первым сказал Павлуха Говорков. — Только хлебу перевод.
— Поломать все самогонные аппараты, и вся недолга! — перебил брата Колька.
— Так их вперед надо найти. В открытую-то не многие рискуют, знают — за это судят, — рассудительно сказал Федя Федотов.
— По запаху найдем, — успокоил его Степан. — Знаешь, как самогон воняет, когда его гнать начинают? Как где самогоном запахло, так и круши все заведение.
— С Тихона Бакина начать, — предложил Федот Федотов. — У него в омшанике все пристроено. Аппарат, говорят, в городе на десять пудов ржи выменял.
— До Гаврилихи, до Гаврилихи добраться надо, — вскочил Колька. — Она полсела самогоном снабжает. Судить ее как злостную!
— Судить не надо, — несмело сказал Гришан. — Старая она — на восьмой десяток перевалило. Жалко…
— «Жалко»! «На восьмой десяток»! А если она злостная? — возмущался Колька.
— Вот и поломать у нее аппарат, чтоб не была злостной, — не сдавался Гришан. — Я знаю, она в баньке гонит. Присмотреть, как заведет свою механику, — прихлопнуть.