Размышляя на эту тему, я приходила к всё более печальным выводам и всё больше склонялась к тому, что если и пойду туда, то буду общаться лишь с преподавателями. Перспектива быть одной была мне куда ближе, чем дружба с теми, кто в любую минуту может «воткнуть нож в спину» не только в переносном смысле. Однако мысли о втором предложенном варианте так же не давали желаемой уверенности. Остаться без памяти для меня было равнозначно попаданию в Академию, где нет ни одного знакомого и близкого, с той лишь разницей, что родные не станут притворятся и использовать меня в каких-то своих целях. Эта мысль немного, но грела обеспокоенное сердце.
Как, потеряв всё, я буду себя чувствовать? Придётся ли начинать жизнь с начала или всё обойдется? А если нет? Не проще ли тогда поступить в Академию? Как-никак, а там обещают развить проявившиеся способности, которые не особо-то и спешат проявиться. Может их и вовсе нет? Звезда - лишь дефект?
Мне хотелось бы в это верить, и я почти верила, пока взгляд снова не падал на нереалистично живые татуированные метки. Их стало две, чёрных, как самая тёмная ночь, и таких чётких, что казалось будто они нависают над кожей, а не начерчены на ней. Это пугало и восхищало одновременно, останавливая от необдуманных поступков выжечь или даже вырезать проклятые отметины. Больше всего мне хотелось сделать это в те моменты, когда кто-либо невзначай бросал на них взгляд. Две небольшие, аккуратные звезды между большим и указательным пальцем всегда и неизменно вызывали одну и ту же последовательность реакции: сомнение, настороженность и испуг, с разной степенью стремительности переходящий в ужас.
Однажды я неосмотрительно сняла в магазине перчатку, чтобы ощупать товар, и почти тут же едва не оглохла от визга проходившей мимо покупательницы. Её глаза, до краёв наполненные необузданным страхом, застряли в сознании достаточно прочно, чтобы впредь оголять ладонь только дома. Мне тогда ещё повезло, что с той женщиной был мужчина, который довольно поспешно сообразил закрыть рот кричавшей. Он тоже боялся, однако ещё больше он боялся последствии того, что я могу с ними сделать. Их опасения были вполне оправданы, только вот, как состоявшейся охотнице за ведьмами, их действия для меня были равнозначны беспощадным ударам по больному месту, а взгляды причиняли боль сильнее, чем любые ранения.
Утешением была лишь семья и друзья, которые свои истинные эмоции предпочитали скрывать. Я знала, что им тоже было страшно, не от того, что я могла бы причинить им какой-либо вред, а от того, что в их близком человеке всё это время скрывался тот, кого почти все стремились уничтожить. Больше не человек, ещё не враг… но ведьма.
Этим утром с самого его начала я то и дело разглядывала появившиеся знаки принадлежности к своим же собственным врагам, и всё снова и снова прокручивала в голове события за последние шесть дней со дня рождения. Завтра ко мне уже должны были прийти посланники, но что сказать им я не знала. Я не могла выбрать. Всё в равной степени противоречило моим желаниям, ничто не привлекало и ни в одном из вариантов я не видела своё будущее достаточно ясно.
Может сбежать? Уехать в другой город? Страну? На мне ведь нет какого-нибудь маяка?
В наличии маяка я сомневалась, но отчего-то успех в побеге казался невероятно мнительным. В хмуром настрое я подошла к окну. За ним, как и в последние дни, всё словно посерело. Не светило ни солнце, не шел снег и даже ветер будто бы боялся потревожить устоявшуюся пасмурную погоду.