Однажды он ее уже изнасиловал. Даже если он не догадается об ее обмане, она представляла, какие издевательства е ожидают. Флейм была парадоксальна: иногда словно сделанная из нарвала, твердого и несокрушимого, а иногда беспомощная и уязвимая, как рыбья икра в волнах прибоя. Она была способна на поступок такой отчаянной смелости, что от одной о нем меня начинало трясти, но не могла заставить себя равнодушно выносить осквернение собственного тела. У нее не было моей прочной раковины… Я подумала, что Флейм не выдержала бы, если бы ее не поддерживал Руарт: она не могла выстоять в одиночку, как могла я. Я снова опустила глаза на Эйлсу.
Я не знала, что я совершила такого, чтобы заслужить подобную дружбу. Я и сейчас этого не знаю.
Я выпустила тело гхемфа из своих объятий и отдала его волнам.
Я выловила из воды принесенный Эйлсой мешок и развязала его. Она принесла мне еды, бурдюк с водой и веревку. Я заставила себя попить и поесть: для того, чтобы пережить наступающую ночь, мне требовались силы. Веревка была бесполезна: наверху не было ничего, на что ее можно было бы накинуть. К тому же наверняка где-то поблизости меня стерег новый стражник.
Выпустив веревку из руки, я заметила знак, оставленный Эйлсой на моей ладони. Глаза у меня полезли на лоб: ранки уже зажили, и на их месте не образовались шрамы. Знак сиял золотом, как карп, выпрыгнувший из воды на солнечный свет.
Ты, конечно, заметил его на моей руке. Он все такой же — видишь? — все такой же красивый, каким был в первый день. Дар стилем — бугет, символ ее народа и, как я впоследствии узнала, гарантия безусловной поддержки любым гхемфом от Калчта до Устричных островов. Дар, оплаченный кровью, вместе с которой вытекала ее жизнь…
От агента по особым поручениям
Ш. айсо Фаболда,
Департамент разведки,
Федеральное министерство торговли, Келлс,
Достопочтенному
М. айсо Кипсуону,
Президенту Национального общества научных, антропологических и этнографических исследований не-келлских народов
1/1 Безлунного месяца, 1793
Дядя, я действительно обследовал «бугет», о котором здесь идет речь. Он точно такой, как его описывает Блейз: татуировка, сияющая золотом. Золотая поверхность гибкая, так что не мешает движениям руки, и, должно быть, тонкая, как бумага. Как ни странно, не похоже, чтобы золото хоть сколько-нибудь стерлось (не забудьте, по словам Блейз, татуировка была сделала больше пятидесяти лет назад!). Если Блейз говорит правду о том, как она получила этот знак — в чем я сомневаюсь, — может ли это быть настоящим золотом? С другой стороны, можно предположить, что это все-таки золото: оно совершенно не потемнело. Я попросил разрешения соскрести образчик для изучения, но Блейз отказала таким тоном, что я счел благоразумным не повторять своей просьбы.
Шор айсо Фаболд
Глава 23
Утром меня ожидал новый кошмар.
Меня удивляло относительное отсутствие ночью кровяных демонов: только один нашел рану у меня на плече, и от него быстро избавилась.
Утром отсутствие гадин разъяснилось. Волны качали поблизости тело Эйлсы, и я увидела, что съедено. Вся ее голова была покрыта кровяными демонами.
Даже мертвая, Эйлса защитила меня.
Начинался отлив. К полудню, когда прилетел Руарт, я стола уже всего по колено в воде. В тот же момент, когда я его увидела, я поняла, что случилось что-то плохое: полет его говорил об отчаянной спешке. Я протянула руку, и он опустился на нее, отчаянно крича.
Я перебила его чириканье, назвав самое страшное несчастье, какое только могла себе представить:
— Мортред обнаружил, что превращение Флейм в злую колдунью — подделка…
Руарт кивнул.
«Провалиться ему в Великую Бездну!» — подумала я. Я сразу представила себе Тора — слепого, немого, изувеченного, на сей раз по-настоящему. Еще я представила себе, что Мортред может сделать с Флейм… Первым делом, конечно, он снова наложит на нее заклятие.
— Он опять сделал с ней эту мерзость, — прошептала я. Руарт кивнул. Шок заставлял его дрожать.
— Когда? Только что?
Он кивнул снова. Коготки птички впивались в мою руку, передавая мне страх и горе, которые испытывал Руарт.
А Тор? — Язык мой внезапно стал неповоротливым. Руарт пожал плечами. О Торе ему ничего известно не было. Теперь я знала, что мне делать.
Слушай меня, Руарт. Эйлса погибла. Я хочу попытать-выбраться отсюда через туннель, по которому поднимается вода, но это может мне не удаться. Тебе придется полететь к Датрику и заставить его атаковать деревню сегодня. — Говоря это, я уже отрывала лоскут от своей рубашки, потом надрезала палец осколком раковины, который нашла в песке, и кровью написала на лоскутке: «Необх напасть сдня». Возникшая у меня мысль заставила меня нахмуриться. Одного этого недостаточно, чтобы заставить Датрика действовать, нужно указать ему вескую причину. Поэтому я выдавила еще немного крови и приписала: «Чтобы спасти Девзамк». К этому я добавила свой личный знак, которым всегда подписывала донесения Совету. — Остается только надеяться, что Датрик сохранил достаточно доверия ко мне и записка заставит его действовать. Бери лоскуток и отправляйся, Руарт. Если не сможешь найти Датрика, отдай послание любому силву на борту «Гордости хранителей».
Руарт схватил лоскут обеими лапками, и я подбросила его в воздух.
Птичка улетела, а я стала готовиться к подводному путешествию.
Я вылила воду из обоих бурдюков — и того, что принесла Эйлса, и того, что кинули мне стражники, — заполнила их воздухом и крепко заткнула. Пробки я сделала из кусков куртки стражника. Оба бурдюка я связала веревкой и повесила себе на шею. Потом я несколько раз сделала глубокий вдох и нырнула в устье туннеля.
Сначала все шло легко. Бурдюки норовили всплыть, но потолок туннеля этому препятствовал; места было достаточно, чтобы я могла плыть, и сзади проникал свет.
Потом начался кошмар. Туннель сузился, и мое тело перекрыло солнечный луч, падавший сзади. Свет впереди был таким далеким, что казался всего лишь расплывчатым пятном в темноте. Я выдохнула воздух, и пузырьки защекотали мне лицо. Плыть я уже не могла, поэтому ползла, цепляясь за потолок и пол туннеля, Иногда отлив помогал мне, но некоторые волны прибоя оказались слишком сильными и толкали меня обратно. Да и туннель становился все уже и уже…
Мне стало трудно обходиться без воздуха. Я как раз достигла сужения туннеля и должна была протискиваться, вытянув вперед руки и проталкивая перед собой бурдюки. Бедра стояли… Я почувствовала, что задыхаюсь. Вытащив затычку из первого бурдюка, я взяла его узкую часть в рот. Сладкая возможность дышать была небесным блаженством. Выдыхала воздух я обратно в бурдюк: воздух был слишком драгоценен чтобы его терять. Мне предстояло пользоваться им, пока он сможет приносить хоть какую-то пользу.
Протиснуться дальше мне никак не удавалось. Я отчаянно брыкалась и упиралась в скалу ногами, но, продвинувшись еще немного, застряла совсем безнадежно. В панике я попыталась попятиться, но и это мне не удалось. Я оказалась в западне. Паника помутила мой рассудок. Я не хотела такой смерти, не хотела быть обглоданной кровяными демонами…
Я попыталась повернуться на бок, я царапала скалу пальцами, обдирая кожу. Я извивалась, отталкивалась, подтягивалась… и все равно оставалась на месте. Моряки думают, что таков ад: темнота, холод, одиночество и страх. Они называют это Великой Бездной, где нет надежды, но ждут невообразимые ужасы.
Воздух в первом бурдюке стал непригоден для дыхания, и я взялась за второй, хотя понимала, что каждый новый вдох всего лишь отодвигает смерть; я не желала признать, что потерпела поражение.