— Привет, Блейз. — Ниамор взял мою руку и поднес ее к губам жестом, который был моден в высшем свете лет пятьдесят назад. — Не время ли нам поболтать?
Я сунула меч в наплечные ножны.
— Пожалуй. — Я оглядела улицу. Меньшая из лун уже поднялась и лила мягкий свет на окрестные лачуги. Поблизости никого не было, никто не мог бы нас подслушать, поэтому я добавила: — Особенно если присутствующие не прочь обменяться информацией.
— Информация в Гортанской Пристани не бывает бесплатной. — Ниамор ухмыльнулся и мягко потянул меня в самый темный угол. Я достаточно охотно последовала за ним и не стала возражать, когда он меня обнял (куда только делось мое намерение проявлять осторожность?), но недоверчиво подняла бровь, когда Ниамор прошептал: — Ты — самое великолепное создание из всех, что появлялись на косе Гортан за последние два года.
— Придумай что-нибудь поостроумнее, Ниамор. Или ты уже забыл о цирказеанской красавице, которую мы видели днем в «Приюте пьянчуги»?
— Манная каша. Мне нравятся огненные девчонки, скажу я тебе.
— Кто играет с огнем, может обжечься.
Поцелуй был долгим и весьма удовлетворительным — насколько удовлетворительным может быть один только поцелуй.
— М-м… — протянул Ниамор, — иногда обжечь пальцы бывает даже приятно.
Я застегнула пуговицы своей туники, которые он успел расстегнуть.
— Мне не особенно хочется совать пальцы в огонь.
Он разочарованно сморщил нос, но не стал протестовать.
— Вот как? Что ж, подожду. Я определенно предвижу, что мы с тобой когда-нибудь разделим не только добытую информацию.
Ниамор собирался сказать что-то еще, но тут по улице пронесся некто в вихре синих одежд. Я только успела заметить, что на голове незнакомца весьма странная шляпа, а идет он так, словно в сапог ему попал камешек; он промчался мимо нас, явно намеренно задев мое плечо.
— Сука, — бросил он с отвращением, едва не плюясь.
Я заморгала от удивления и взглянула на Ниамора:
— Кто это был?
Ниамор ухмыльнулся:
— Здесь появилась пара миссионеров с Мекате — почитателей Фелли. Это был один из них.
Это объясняло и странную шляпу, и неуклюжую походку. Феллиане носили шляпы с высокими узкими тульями и маленькими полями, которые удерживались на голове лентой, завязанной под подбородком большим черным бантом. Они считали греховным появляться на людях без этих смешных и неудобных головных уборов. Кроме того, обувь они носили на толстой подошве и высоких каблуках, что делало их довольно неуклюжими. Тебе, возможно, не приходилось о них слышать. Эта секта возникла на Мекате, объединив дремучие суеверия с менодианской верой в единого бога. Сейчас почитателей Фелли почти не осталось, они растворились среди ортодоксальных менодиан, и человечество от этого ничего не потеряло. Это были неприятные типы, хотя кое-где они и пользовались значительным влиянием.
— Ты не собираешься бежать за ним с мечом, чтобы отплатить за оскорбление?
— Брось, Ниамор. Если бы я кидалась с мечом на всех, кто меня оскорблял, никто на всех островах не сравнился бы со мной по числу убитых. Ты вот что скажи мне, Ниамор: неужели феллиане присылают сюда миссионеров?
— Угу. Пытаются обратить грешников в свою странную веру уже месяца два.
Я была поражена. Мне случалось бывать на Мекате, я слышала проповеди феллиан. Они валили в одну кучу справедливость и наказание, секс и грех, чрево и скверну, — так что их религия в итоге оказывалась смесью невежества, фанатизма и страха смерти. От своих женщин они не требовали такого строгого соблюдения формы одежды, но правила поведения были одинаковы для обоих полов. По извращенной логике феллиан все, что было запрещено им на земле, ожидало их на небесах как награда за воздержание. Мне это казалось просто смешным, но я и вообще-то не слишком интересовалась философией религии.
Я представила себе, как феллиане пытаются проповедовать спасение и свою пуританскую мораль жителям косы Гортан, и расхохоталась. Ниамору явно не требовалось объяснять, что меня так развеселило, потому что он сказал:
— Хотелось бы мне посмотреть, как они явятся обращать шлюх с улицы Костоправа!
— А еще лучше, чтобы они предложили хозяевам портовых притонов прикрыть лавочку!
— Можешь ты себе представить, что случится, если они начнут обличать Ирму Голдвуд за то, что она красит волосы? — Мы оба начали хихикать, как пара подростков. Ирму я помнила: она однажды пыталась уговорить меня поступить в ее заведение. Это была толстая и злоязычная мадам — хозяйка самого большого борделя, столь же хищная и ненасытная, как большая белая акула.