Но что значит «дом» в чужом месте, городе, стране? Нечто изначально инородное и, как водится, неопределенное. Неопределенность не может быть притягательной, она окружает сомнениями с неуверенностью, она пугает. Предстоит заново осваиваться, учиться жить в среде, ставшей непривычной, работать, вспомнить друзей-приятелей… Все это казалось неподъемным грузом, который невозможно взвалить на плечи, остается лишь волоком тащить его, потому что так заведено. Данная перспектива как раз и пугала.
– Эдгар!
Услышав свое имя, он вздрогнул, посмотрел по сторонам – бежит. Как всегда: улыбка на тонких, но волевых губах, зеленоватые глаза искрятся, энергичен, одет безупречно и олицетворяет собой неуловимую мечту миллионов – успех. По пути Виталий налетал на людей, не обратив внимания на живое препятствие, но мимоходом извиняясь. Эдгар тоже улыбнулся, как положено при встрече, они обнялись. Виталий, похлопывая его по спине, вспомнил:
– А где Алексашка?
– За багажом отправился, – ответил Эдгар, отстранившись от друга и переключившись на то, что его занимало больше, – обстановку вокруг. Но заметил: – Непривычно видеть тебя с бородой.
– Борода скрывает природные недостатки, – потирая тыльной стороной ладони короткую щетину на щеках, улыбаясь, сказал Виталька.
Эдгар отвык от столпотворений, бессмысленной суеты. И смотрел на муравейник с горьким чувством осознания, что он не особенный, а такая же мелочь из этого же муравьиного сообщества – неинтересного и бесполезного. Снова он вздрогнул, когда Виталий опустил руку ему на плечо и с веселым смешком, по-философски мудро произнес:
– Где, как не в аэропорту, приходят мысли о хаосе человеческого бытия?
– Откуда знаешь, о чем я думал? – удивился Эдгар.
– Хм-ха… Потому что, возвращаясь из Китая, меня посещают те же мысли и именно в аэропорту. Не странно ли? В Китае народу тьма-тьмущая, а чувство незащищенности среди себе подобных появляется почему-то здесь. Вдруг замечаешь, что нас очень много, что мы бессмысленный и агрессивный рой.
Отвык Эдгар от эмоций, полюбил уединение, равновесие, которое создает дивное согласие между человеком и внешним миром. Но здесь… кажется, здесь предстоит вернуться к хаосу.
– Это от того, что там мы жили в глуши, – дал объяснение его и своим впечатлениям он. – От цивилизации быстро отвыкаешь, потом еще и понимаешь: из того, что состряпано человечеством, тебе не нужно девяносто пять процентов.
– Опасная теория, говорю как доктор, – без причин рассмеялся Виталий, озираясь по сторонам. Наверное, он попросту рад встрече, потому улыбался и смеялся. – Ведет к добровольной изолированности, та в свою очередь – к шизе, а вот шиза тебя приведет в отдельную палату дурдома. Так что делай выбор в позитивную сторону. Да где же… Ага, вон и наш Алексашка.
С мрачноватой физиономией Сашка катил боком чемодан, придерживая второй рукой ремень спортивной сумки, висевшей на плече. Сбросив ношу у ног Эдгара, он подхватил чемодан и ворчливо пожаловался:
– Кидают абы как… Колесико отломилось.
– Может, поздороваемся? – предложил Виталий.
Не глядя на него (чемодан был важнее), Сашка протянул руку, пришлось вместо объятий ограничиться прохладным рукопожатием. Зная угрюмый нрав друга, который лишний раз не улыбнется и не откроет рта, Виталий не обиделся. Сашка очень, очень-очень серьезный товарищ. До того серьезный, что иной раз становится похож на крохотную обезьянку, решающую глобальный вопрос – быть или не быть? – оттого смешную и отчасти нелепую. Виталий прозвал его Алексашкой, объясняя так: хотя бы в имя внести толику легковесности, а там глядишь – он станет проще, общительней, дружелюбней. Недаром же бытует мнение: как вы яхту назовете, так она и поплывет, однако яхта под именем Алексашка упорно не поднимала якорь, никуда не желая плыть.
– Нам туда, – указал Виталий в конец аэровокзала.
Закинув вещи в багажное отделение, друзья разместились в просторном салоне автомобиля. Александр плюхнулся на сиденье рядом с водителем, предоставив Эдгару на выбор места сзади. А тот мечтал смотреть в лобовое окно и постепенно вливаться в город, знакомясь с ним заново. Он не стал просить поменяться местами, нашел простейший выход: устроился посередине и подался корпусом вперед, уложив локти на спинки двух передних сидений.
Выехали на шоссе…
На парковой лужайке, окруженной кудрявыми кустарниками и деревьями, группа молодых разношерстных людей спорила о чем-то важном. Группа была разделена на две части, грубо говоря, на старших и тех, кому едва исполнилось семнадцать-двадцать. Причем первая группа из шести человек вела себя мирно, чего не скажешь о второй, правда, ребята еще не дошли до той стадии, когда наиболее убедительным аргументом становятся кулаки. Хотя единственная и самая юная особа в их компании упорно провоцировала на конфликт, задираясь. Впрочем, делала она это не сознательно, а потому, что была плохой девочкой в общепринятом смысле. За спиной Майка чувствовала поддержку четверых парней, но не соизмеряла силы двух групп, конечно, в случае потасовки победили бы парни постарше, среди которых были и совсем взрослые.