И солнца костры внутри тебя веют,
И пламя души нарушает покой,
И кажется, ночь благоговеет
Перед твоей раскалённой душой.
Марина Сиринн
Восход
Блузки формировали разноцветные холмы, переходящие в спутанные лианы из рукавов, что свободно свисали с края односпальной кровати. Верхняя одежда перемешалась с нижним бельём. Блестящие контейнеры с готовой едой завалились набок, помявшись. Беспорядок учинила хозяйка квартиры. Заранее собранный чемодан вмиг опустел, как только одна маниакальная мысль поселилась в её разуме.
В списке, составленном на голофоне[1] задолго до отбытия, все пункты перечёркивались красной линией. Но назойливое свербящее чувство беспокойства не покидало груди. Болотного цвета глаза скользили по разбросанным предметам в поисках чего-то необходимого, что Анна позабыла внести в список, а потом ещё и упаковать.
Затрезвонил голофон, заставив вздрогнуть и выключить оповещение.
― Сет, ― позвала Анна, но безрезультатно.
Принялась поспешно укладывать всё обратно. Пришлось смириться с собственной неопытностью в путешествиях и надеяться, что вещь была не такой уж и важной. Это не документы, не зубная щётка и даже не носки… Перечисленное попадалось под руку, когда Анна помещала вещи в чемодан. Что же тогда?
― Сет, ― уже громче повторила она, но без толку.
В тесной квартирке с двумя комнатами, не считая ванной и кухни, Анна проводила дни совсем одна. По крайней мере, сейчас она чувствовала одиночество, потому что никак не могла дозваться до большого пса ― черного как смоль дога, громко сопящего в углу спальни.
Карийские доги [2] ― объявленный вне закона единственный в своём роде вид разумных собак. Они были способны учиться наравне с людьми и общаться посредством односторонней телепатии. Их творец, гениальный учёный, подарил одного щенка Анне, едва той исполнилось четыре. Внешне Сет выглядел как заурядный дог, что позволяло ему легко скрывать свою истинную природу.
Голофон зазвенел вновь. Объёмное графическое уведомление высветило последние пять минут оставшиеся на сборы. Аккуратно сложить вещи уже не хватало времени, и Анна просто запихнула всё внутрь чемодана, с усилием застегнув магнитную молнию, едва не разошедшуюся по швам.
Последний предмет, о котором не требовалось себе напоминать ― голофото старшего брата. Оно стояло у изголовья кровати на столике рядом с лампой. Колин улыбался сестре каждое утро и вечер. Его полное любви лицо оставалось неизменным. День тогда был ветреный, и обычно уложенные русые волосы лохматились резкими порывами. Новенькая серо-голубая форма лётчика Земных Космических Сил подчёркивала стать вышедшего на службу офицера. Знаменательная дата ― первый официальный полёт. Брат лучился счастьем, которое невольно передавалось и Анне.
Выключив живое объёмное изображение, она спрятала рамку в поясную сумку, поместив рядом с голофоном. Со сборами оказалось покончено. Тогда Анна обулась в ботинки и затянула длинные шнурки. Подошла к зеркалу в ванной и последний раз поправила волосы, что были такого же цвета как у старшего брата, только доставали концами до лопаток и сильно вились. Разгладила красную толстовку и накинула оттеняющий смуглый лоб капюшон.
Развернувшись, решительно подошла к догу и бесцеремонно пихнула его ногой в бок. Сет мгновенно перестал сопеть, разлепив веки, рассерженно блеснул чёрными глазами-жуками.
― Можно быть и поласковее.
Брошенная фраза прозвучала в голове Анны как сторонняя мысль, ворвавшаяся в бурный поток её собственных размышлений. При этом голос Сета был чётким и ясным. Ворчливый тон друга вызвал раздражение. Он блаженно дрых, пока она занималась делами с самого утра.
― Время поджимает, ― заметила Анна сурово, не торопясь рассыпаться в извинениях за проявленную грубость.
Широко зевнув, дог потянулся и только после этого поднялся на все четыре лапы. Он не выглядел настроенным на препирательства. И всё-таки бросил на Анну недовольный взгляд.
И хотя дилетанту было не отличить карийских догов от их скудоумных сородичей, имелась разница, которую мог отметить со временем даже не сведущий. У Сета была более живая мимика, чем у обыкновенной собаки. Он умел смеяться. А ещё не привлекал паразитов и потому редко чесался. Ядовитая кровь тому являлась причиной или запах и близко непохожий на звериный, ни Сету, ни Анне то было неизвестно. Но пахло от карийского дога почти как от благоухающего цветка. К счастью, люди редко отличались наблюдательностью. А Сет был слишком недружелюбен к незнакомцам, чтобы позволять им себя обнюхивать.
Впрочем, даже застигни их врасплох, никто бы не поверил, что этот чёрный шерстяной ушастик настоящий карийский дог. О его виде ходили устрашающие легенды. Им приписывались кровожадность и тяга к убийствам, бессмысленная жестокость. Горящие жаждой расправы глаза в темноте ― классическое изображение карийского дога в интернете. Склонный к праздности и обжорству Сет, который бегал за птицами лишь в щенячьем возрасте и воротил нос от сырого мяса, даже не приближался к этому демоническому образу.
На всякий случай Анна ещё раз удостоверилась, что не оставила ни один электрический прибор включённым. Словно осознав собственную безучастность к сборам, друг вместе с Анной перепроверил розетки. Опустевший холодильник всегда наводил на него тоску. Но острый нос гарантировал, что в целой квартире нигде не завалялось и крошки еды, на которую бы сбежались тараканы.
Громкий трезвон раздался со стороны входной двери. Анна включила чемодан, что сразу воспарил над полом, и поторопилась к выходу.
На дверной панели пиксели складывались в плоское изображение человека, стоящего с другой стороны. В данном случае сорокалетней женщины с настолько идеально уложенными волосами, что они походили на парик. Каору нетерпеливо поглядывала на наручные часы. Было бы забавно заставить её ждать, но у Анны не нашлось времени на веселье.
Она кивнула другу. Подпрыгнув, Сет нажал на кнопку и дверь скрылась в стене.
На лице Каору появилась вежливая пластиковая улыбка, которая являлась частью её рабочего облика. Анна не помнила, чтобы за все три года их знакомства женщина хоть раз продемонстрировала свой истинный характер. Она была сдержанной и отстранённой, даже когда проявляла внешнее радушие. Не лучшее, но, наверное, необходимое качество для той, кто присматривала за сиротами до их совершеннолетия. И Анна одна из многих, совсем не особенная.
― Добрый утро. Полная боевая готовность, ― бодро поприветствовала Каору, оглядывая подопечную. ― Давай помогу с чемоданом.
Анна передала поклажу и заперла квартиру электронным ключом, присоединив предмет к остальным в поясной сумке.
Они спустились на лифте и вскоре уже ехали в машине Каору, гладко и тихо скользившей по магнитному шоссе. Опекунша не включила автоводителя и рулила самостоятельно. В современную эпоху это выглядело блажью. Хуже только совсем отключить ограничители безопасности, корректировавшие управление. Автомобиль мог полностью перемещаться самостоятельно.
Очевидно, Каору просто не хотела сидеть в неловкой тишине. Так она выглядела занятой. И не было нужды затевать разговор, в течение которого Анна стала бы выдавать короткие бессодержательные ответы. Ей было сложно общаться иначе с той, кто расспрашивала только из вежливости.
Столица Земной Республики Сиберия бурлила жизнью даже ранним утром. Их машина смешалась с общим потоком спешащих на работу горожан. Серый многоэтажный дом Анны быстро слился с бетонным пейзажем, затерявшись вдалеке.
Анне нравилась эта будничная заурядность и то, что Каору не видела в ней кого-то требующего исключительного подхода. Просто ещё один подросток, держащий питомца. Живущая в одиночестве обыкновенная сирота.
― В космопорту нас будет ожидать пресса и государственный служащий, ― подала голос Каору. ― Не каждый день человек становится студенткой Космической Академии. Да ещё из поколения Сола [3]. Ты можешь собой гордиться.
Услышав это, Анна скисла и вжалась в сидение. До конечного пункта оставалось рукой подать, раз Каору к ней обратилась. И груз, от которого Анна старательно отмахивалась, навалился на плечи.