Когда воины стали разбегаться, мы посоветовались и решили, что поскольку войско и без битвы распадается, то следует вступить в сражение, чтобы, если даже дело примет нежелательный оборот, люди не осуждали, что такую страну, как Индия, такие-то слепцы выпустили из рук, даже не вступив в сражение. И другое: если воины перейдут реку, никто больше не сможет бежать. По этим причинам мы перешли реку.
Оба войска проложили рвы. Каждый день неорганизованная чернь и индийцы с обеих сторон самовольно завязывали стычки.
В это время полил ливневый дождь и земля, где расположился лагерь того войска печали, пропиталась водой и необходимо было перебраться в другое место. Знающие люди говорили, что еще один такой дождь и наводнение ввергнут все войско в пучину смятения, поэтому следует расположиться напротив врага на высоком месте, чтобы потоки воды не заливали его. /314а/ Я походил по окрестностям, нашел подходящее место и мы собрались перейти туда. Я доложил, что сначала мы подвергнем врага испытанию, чтобы он не атаковал нас во время перемещения. Сражение во время перемещения нежелательно. Завтра, в десятый день [месяца мухаррама] в полном порядке мы выстроим ряды, но вперед не пойдем. Когда мы увидим, что враг вышел из рва и продвигается вперед, мы сами начнем бой и, в конце концов, между нами произойдет сражение. Это более приемлемо, так как мы выстроимся, выставим вперед большие пушки и другие орудия, а между повозками разместим стрелков, которых около пяти тысяч. Если враг выйдет и атакует нас, то лучшего места и времени для сражения не будет. Если же враг не выйдет из рвов, то мы примерно до половины дня сохраним ряды. В тот день, когда станет известно, что враг не собирается выходить из рвов, мы вернемся на свои места. На следующий день таким же образом мы выстроим ряды, а обоз пройдет за этими рядами и разместится на новом месте, а мы прибудем туда следом за ним. Это, кажется, согласуется с осторожностью. Все опытные люди одобрили это мнение.
Десятого мухаррама 947 (17 мая 1546) года, в день ашура[1199], мы приступили к осуществлению упомянутого плана и выстроились в ряд, подобный сердцам самих людей, трясущийся и неровный. Как было решено, повозки, мортиры и пушки находились в центре. Мухаммад хан Руми и его сын[1200] Устад 'Али Кулч, Устад Ахмад Руми и Хасан-халифа — эти люди были начальниками артиллерии — каждый в определенном месте поставил свои повозки и пушки и протянул цепи по установленному правилу. Были там и эмиры, не соответствующие своему званию. Кроме имени “эмир”, в них не было ничего эмирского. Они имели сполна казну и власть, однако в них не было и частицы того, что составляет суть эмирства — рассудительности, знаний, великодушия, рвения, доблести и храбрости. Меня /314б/ [Хумайун] падишах определил быть сбоку, с левой стороны от него, таким образом, что моя правая сторона примыкала к левому флангу падишаха. На правом фланге падишаха стояли отборные отряды из гвардии падишаха, а на моем левом фланге — все мои мулазимы. Я отобрал из мулазимов четыреста человек, испытанных в сражениях и битвах, воспитанных на опыте дней распрей, — все на резвых конях, одетые в доспехи и кольчугу. От меня до левого края центра войска стояли двадцать семь эмиров, имевших знамена (туг), а другую сторону войска можно представить себе по этой[1201]. В день сражения, когда Шир хан выступил, также распределив свое войско по отрядам, из тех наших двадцати семи знамен не оказалось ни одного, потому что все именитые эмиры попрятали их в страхе, чтобы, не дай бог, враг не набросился на него. По такому мужеству можно составить себе представление о храбрости эмиров и их руководстве.
Шир хан выступил с пятью отрядами, каждый по тысяче человек, а впереди него было три тысячи человек. Я определил все его войско — не менее пятнадцати тысяч человек, а чагатайское войско, по моему предположению, составляло примерно сорок тысяч человек — все на резвых конях. Оно бурлило, подобно волнующемуся морю, однако храбрость эмиров и предводителей войска была такой, как уже описывалось.
Когда войско Шир хана вышло изо рва, два его отряда, превосходившие по численности другие, остались на месте перед рвом, а три отряда выступили против нашего войска. С нашей стороны мы привели в движение центр [Хумайун] падишаха, чтобы он укрепился в том месте, которое я счел подходящим. Когда мы достигли того места, где нужно было остановиться, сделать это не удалось и вот почему: каждый эмир из чагатайского войска, богатый или бедный, имел слуг-гуламов, а если один эмир, который уже был описан, имел сотню наукаров, конечно, из близких ему людей, а наукары — гуламов, то в целом это составляло пятьсот гуламов. И эти гуламы в день битвы не знали ни где их господин, ни где они сами. И сколько бы ни кричали повсюду “стой”, гуламы, потерявшие самообладание, не помнили ни себя, ни своих господ. /315а/ Когда какого-нибудь гулама бьют, чтобы он остановился, он, хватаясь за голову, бежит, выпустив поводья [самообладания]. Короче говоря, нам никак не удавалось остановиться. Гуламы, находившиеся сзади, стали теснить центр и погнали его до цепей между повозками, и все смешалось. Стал ясен смысл стиха Корана: < Когда будет распростерта земля плоско>[1202].
1199
День Ашура — день траура (10 мухаррама) по шиитскому имаму ал-Хусайну, погибшему в сражении при Кербела 10 октября 680 г. (Ислам, Энциклопедический словарь, с. 33).