— Ладно, допустим. Но статистика по корректорам! Почему опытные гибнут в разы чаще, чем зелёные новички? Это не может быть совпадением!
— Это и не совпадение!
— Вот!
— Это закон природы. За каждым корректором идёт его личный коллапс. Наши сложные отношения с Мирозданием дают нам недоступные другим возможности, но не бесплатно. За тобой он никак не может угнаться, но не все такие шустрые и непоседливые. Корректоры сами идут ему на встречу, отправляясь в очередной гибнущий срез, и с каждым следующим выходом он становится ближе. Опытный корректор — это корректор в шаге от своего коллапса. И однажды он этот шаг делает.
— А как же Грета? Калеб? Другие перворанговые?
— Им были приданы некие новые возможности, позволяющие слегка скорректировать свой статус. Но эту привилегию надо заслужить.
— Работой на тебя?
— На Ареопаг, — уточнил Мелехрим.
— Экое говно.
— Дело вкуса. Ещё вопросы есть?
— Что в итоге случилось с Калебом?
— Девочка не пожалела папашу. Удивительно сильный экземпляр, что, впрочем, неудивительно, учитывая наследственность.
— Я не об этом. Как он сумел завести детей?
— Новый статус, новые возможности, я же говорил.
— И вы отпустили его дочь? Которая может такое?
— Она сбросила свой потенциал, разменяв на коррекцию причинно-следственной линии. Скорее всего, набрать заново просто не успеет. Но за ней присматривают, конечно. Мы не людоеды и не убиваем детей без веской причины.
— А с веской, значит…
— Всякое случается. Для меня вы все дети, и мне каждый раз тяжело. Но кто-то должен. Так что скажешь, дорогая девочка?
— Скажу: «Иди в жопу, Мелехрим». У людоедов тоже веская причина есть детей — кушать очень хочется! Так что я буду делать что хочу и как хочу!
— Как и всегда, Аннушка, как и всегда. Но имей в виду, что я буду поступать соответственно…
— Так о чём был разговор? — повторил я.
Аннушка задумалась, помолчала и ответила после паузы:
— Да так, о разном. Не бери в голову. Нога работает?
— Отлично работает.
— Это хорошо. Чую, беготни будет много…
Глава 3
Скорая помощь
«Мчались как ненормальные» — это определение обычной рядовой поездки с Аннушкой, так что как охарактеризовать сегодняшний перегон, я даже и не знаю. Слово «безумие» представляется слишком мягким и не отражающим ситуацию. Впервые почти весь маршрут мы летели в тумане Дороги, выскакивая в срезы ненадолго и редко. На девушку было страшно смотреть — она словно истончалась, бледнея осунувшимся лицом. Когда мы встали на привал, я выдохнул с облегчением — боялся, что загонит себя.
— С тобой уже можно разговаривать? — спросил я, когда Аннушка села прямо на землю, привалившись спиной к колесу.
— Сначала виски, — помотала она головой.
Я достал из кузова раскладной стул, поднял её и усадил туда, потом выудил из-за сиденья дежурную бутылку и наплескал в стакан.
— Ужинать будешь?
— Не хочу, но надо, наверное.
— Ещё как надо, от тебя одни глаза остались, и те сумасшедшие. Зачем ты себя гробишь?
— Затем, что у каравана этот маршрут занимает полторы недели, а нам надо успеть за два дня. За меня не бойся, я живучая, оклемаюсь.
— Сварю тебе каши, ладно?
— Пойдёт. И сладкого чая сделай.
— Обязательно, — я запалил газовую плитку и поставил воду. — Но куда мы так летим?
— В срез йири.
— Это там, где это, как его, типа дирижёра?
— Оркестратор. Да. Там.
— Мы же там были не так давно?
— Мне кажется, ребята в опасности. Они, конечно, балбесы, но не бросать же. Боюсь, поговорив с Мелехримом, я подтолкнула события.
— Смотрю, разговор был непростой.
— Не то слово, блин. Сижу и думаю, на кой чёрт я в это ввязалась? Столько лет держалась в стороне, а теперь вдруг навалилось как-то… Какое мне дело до вселенских раскладов? Там одно сплошное говно, куда ни глянь, и даже те, которые вроде «хорошие», на поверку выходят такими же говноедами, как те, что «плохие». Но как ни прикидываю, а спрыгнуть с темы не могу. Понимаешь, о чём я?