— Я же взяла с вас оплату! — удивилась та. — Целый акк всего-то за один протез ноги. Это и так запредельно дорого, мне очень стыдно, но иначе мы просто не запустим линию…
— Это не плата. Это… ну, пусть будет инвестиция.
— Я только что объяснила тебе, в какой мы заднице, а ты хочешь в нас инвестировать?
— Венчурные инвестиции всегда рискованны, — засмеялась Аннушка, — Керт бы подтвердил. Считай, что я верю в тебя и ваше будущее.
— И на каких условиях ты хочешь стать инвестором нашего безнадёжного предприятия?
— Ну… отдашь потом когда-нибудь.
— Знаешь, я даже без Керта скажу, что это не инвестиция, а благотворительность. Я просто не могу принять…
— Забей, — отмахнулась Аннушка. — Я знаю, что делаю.
— Точно? — женщина заколебалась, ей явно очень хотелось взять акк.
— Точнее не бывает. Считай, что у меня есть инсайдерская информация о грядущих изменениях на рынке энергетики.
— Ладно, как скажешь. Спасибо. Ты реально нас спасаешь. Откуда у вас акки вообще?
— Трофей, не бери в голову. Легко пришло, легко ушло.
На столе у Мирены пискнул терминал, она отвлеклась, просматривая сообщение, а потом повернулась ко мне:
— Алексей?
— Можно просто Лёха.
— Как скажете. Ваши анализы готовы. Я провожу вас в приёмный покой.
На том, что мы должны, наконец, сделать мне нормальный протез, настояла Аннушка. Я, если честно, оттягивал это как мог, потому что боялся. Нет, не операции как таковой, хотя привыкание к нынешнему далось мне тяжело, а того, что надолго выпаду из жизни. Оно того стоит, но как же Аннушка? Признаться, больше всего меня пугало, что пока я буду валяться в клинике Завода, её опять унесёт в поисках приключений невесть куда, и как я её найду потом? Наши способы передвигаться по Мультиверсуму радикально различаются, наши пути пересеклись по чистой случайности, и повторится ли это снова? А если нет? Я не представляю себе жизни без неё, а она меня терпит. Я просто Лёха, а она «та самая Аннушка». Я в неё влюблён, а она в меня нет. Всё это настраивало меня на мрачный лад, и моя спутница не могла этого не заметить.
— Что дуешься, солдат? — спросила она меня на привале. — С ногой лучше, чем без ноги.
— А с тобой лучше, чем без тебя, — брякнул я откровенно. — Чтобы быть с тобой, я бы и вторую ногу отдал.
— Вот ты малахольный… Я тебя предупреждала, чтобы не влюблялся?
— Предупреждала.
— А ты что?
— А я втрескался.
— И какие ко мне претензии?
— Никаких. Сам дурак.
— Тогда будь хотя бы двуногим дураком! — раздражённо сказала Аннушка. — С двумя ногами ты себе без проблем нормальную бабу найдёшь.
— Мне не нужна нормальная. Мне ты нужна.
— Ну, блин, спасибо. Не было у Аннушки забот, завела себе Аннушка солдата…
Мы сидели, глядя в огонь костра, и молчали. А что тут скажешь, кроме пошлого: «Любовь зла»?
— Выпить хочешь? — буркнула в конце концов Аннушка. — Потому что я хочу.
— Не откажусь.
Она встала и засунулась в кабину прямо через окно, звеня и брякая чем-то за сиденьем. Я любовался её обтянутой кожаными штанами тыльной частью.
— Ага, вот она, — девушка вынырнула обратно с бутылкой виски в руках.
У Аннушки всегда где-то есть бутылка виски. Страсть к этому напитку привела её к обладанию одной из самых больших коллекций в Мультиверсуме, и в каждом новом срезе она непременно заглядывает в местный магазин в поисках новых экземпляров. Эту бутылку она подхватила на заброшенной заправке пережившего коллапс мира, когда мы покинули обратную сторону Библиотеки и отправились в путь.
— Держи, — она протянула мне квадратный стакан из толстого стекла, куда плеснула на треть золотистого напитка.
Села рядом на раскладной стул, отхлебнула:
— Ничего так.
Я попробовал — действительно, неплохо. Я не ценитель, в моём мире хороший виски слишком дорог для отставного военного, а дешёвый мне не нравился. Уж лучше честной водки выпить, а не выпендриваться.
— Послушай, солдат. Ты мне нравишься, честно. Не тупишь, не выносишь мозг, отлично трахаешься и всё такое.
— Но?
— Но я не собираюсь заводить серьёзных отношений. Ни с тобой, ни с кем-нибудь другим. Понимаешь?
— Понимаю.
— Да чёрта два ты понимаешь! — она допила одним глотком и плеснула в стакан ещё. Резко, нервно, расплескав напиток. — Это нельзя понять, не прожив мою — именно мою, солдат! — жизнь. Длинную, дурацкую и полную потерь. Я до хрена кого спасла за эти годы, ещё более до хрена не спасла, но одно скажу точно — стоило мне решить, что мне кто-то дорог, и я его теряла. И в результате потеряла всех. Может быть, я выгляжу железной, как мой «Чёрт», но это не так, солдат. У меня просто нет на сердце места для новых шрамов. Там и так один сплошной шрам.