— Конечно.
— Я ему, судя по всему, постольку-поскольку. Решил, что мы с Криссой вместе, готов взять в нагрузку. Что-то типа охраны. Я не стал выяснять детали, он мне сразу не глянулся, да и в наёмники не хочу, не моё это.
— Много маленьких мораториумов, говоришь?
— Он говорит, — уточнил я. — Может, насвистел Криссе, чтоб заманить ребёнка, а на самом деле у него унитаз засорился, починить некому.
— Да нет, — задумчиво сказала Аннушка, — всё чертовски логично, на самом деле. Лейхерот специализируется на артефакторике, никто не знает о древних штуках столько, сколько он. Андрей душу бы продал за его консультацию. Мораториумы — главная страсть Текониса, он их коллекционирует, изучает и, вроде бы, даже как-то использует. Но то малые мораториумы, а на большой он облизывается давно и тщетно. Пока мы не пролезли сюда, единственным работающим считался тот, что в Центре, у Школы. Мне даже доводилось слышать, что Лейх с Мелехом посрались именно из-за него. Мелехрим запретил брату его изучать, потому что он слишком важен для Конгрегации, а Лейхерот считает, что все эти политические игры говна не стоят на фоне науки. Впрочем, мне это Калеб рассказал, а он то ещё брехло.
— А что ты так напряглась-то? Думаешь, он к этому мораториуму клинья бьёт?
— Не знаю. Но вот тебе один фактик на подумать. Ты ругался, что мы не эвакуировались, когда началась стрельба? Знаешь, почему?
— Потому что корректоры — придурки с отбитым чувством самосохранения?
— Ну, это тоже, да, но в этот раз ребята были реально напуганы и попытались. Не вышло.
— В каком смысле?
— По какой-то причине мы оказались заблокированы в локали. Корректоры не смогли выйти на Изнанку, представь! Как будто что-то держало. Вот тут началась паника-паника, ты себе не представляешь, какая.
— И ты?
— Прикинь, и я тоже. Пришлось нам с Сеней выдвигаться, выяснять, в чём проблема.
— И в чём же?
— Не знаю. Как только нападавшие свалили за дверь, блокировка исчезла. Скорее всего, у них было с собой некое устройство, вызывающее блокирующий эффект, и они унесли его с собой. Но знаешь, что ещё страннее?
— Говори.
— Когда на нас напали в тех руинах, была та же фигня. Но потом раз — и прекратилась.
— Какое-то устройство видел в руках у офицера, который вопил у автобуса, — припомнилось мне. — Но я не приглядывался, пристрелил его нафиг и всё.
— Может быть, — согласилась Аннушка. — Допустим, оно без него отключилось. Но куда делось?
— Ну, мы не особо там осматривались, может, закатилось куда-то. Небольшая была штука, с футбольный мяч размером или даже меньше.
— Возле автобуса мы как раз долго толклись, — возразила Аннушка, — пока Крисса его чинила…
Она осеклась и посмотрела на меня, а я на неё.
— Ты подумал о том же, что и я?
— Кстати, а где комната Криссы?
Курносое круглолицее и конопатое дитя славного народа грёмлёнг дрыхнет, раскинувшись в несоразмерно огромной кровати и оглашая помещение заливистым, отнюдь не девичьим храпом.
— Будить будем? — спросила Аннушка.
— Зачем? Чем больше проспит, тем меньше похмелье. Вон её сумка с инструментами, на полу брошена. Думаю, чрезвычайность ситуации нас оправдывает.
— Ещё как! — девушка решительно расстегнула «молнию» на здоровенном брезентовом бауле. Я всю дорогу поражался, как Крисса его таскает — он чуть не с неё размером.
Внутри вперемешку инструменты, тряпки, книжки, пакеты с едой, пара замурзанных мягких игрушек, ещё какой-то хлам — типичная «комната подростка» в варианте «ношу с собой». Аннушка, покопавшись, извлекла оттуда небольшой шарообразный предмет.
— Оно?
— Чёрт его знает. Я видел издали и недолго. По размеру похож.
— Это единственная штука, про которую я не могу сказать, что это такое.
Шар из непонятого материала, не сплошной, а как бы резной, со сложной внутренней структурой, похоже, что разъёмный, но непонятно как.
— Забавная штуковина, не удивительно, что Крисса его подрезала. Я бы и сам не удержался.
— А я бы и пальцем не притронулась, — помотала головой Аннушка. — Чёрт меня подери, если это не очередной артефакт, а от них одни неприятности. И чёрт меня, опять же, подери, если Лейхерот Теконис не имеет к этой штуке никакого отношения. Ладно, пусть девчонка спит, завтра будем разбираться, что именно она спёрла. Да и нам пора, и так почти всю ночь просидели…
— Где мне можно лечь?
— Пойдём, покажу.