Он вздохнул и закрыл глаза, снова переживая этот ужас.
— Кто-то вам здорово насвистел в уши, — задумчиво сказала Аннушка. — Торговля между срезами, конечно, кой-какая есть, но это точно не то, чем может прожить сельхозобщина. Никто не повезёт продукты, есть товары куда более компактные, прибыльные и не скоропортящиеся. Еда растёт плюс-минус везде, на кой её возить из мира в мир?
— Да, Мирон мне так и сказал. Его, кажется, очень забавляла наша наивность. Увы, надо было принять его условия или погибнуть. Мужчин спаслось совсем мало, а женщины и дети не выжили бы без них. Я надеюсь, что он хотя бы сделает то, что обещал, ведь мы заплатили его цену, — мужчина отвернулся к окну, за которым льёт дождь, давая понять, что беседа его больше не интересует.
— Ты думаешь, их кинут? — спросил я Аннушку вполголоса.
— Раньше я бы уверенно сказала, что нет. Караванщики всегда были жадными тварями, но могли предъявить свои же, торговля стояла на репутации.
— Теперь не так?
— Чёрт его… Всё портится, солдат. Ещё не так давно требовать оплату с тех, кто попал в беду на перегоне, было западло. Руки бы никто не подал потом. Но Мирону на это плевать, как видишь. На что ещё ему плевать? Я без понятия.
— Слушай, — вспомнил я слова старухи, — а что значит «Та самая Аннушка»? Ты такая известная персона?
— Сначала ты работаешь на репутацию, потом она на тебя, — пожала плечами Аннушка. — По крайней мере, мы теперь едем, а не торчим по колено в воде посреди бесконечных болот.
— И куда мы едем?
— Отсюда, — отмахнулась она. — Будет привал, обсудим с Мироном.
— Не нравится он мне.
— Обычный торгаш. Я вообще не люблю эту публику. Мне другое непонятно — ради чего?
— В каком смысле?
— Они явно развели этих беженцев. Дождались, пока им некуда будет деваться, вывернули карманы да ещё и сделали вид, что благодетели. Но в чём смысл? Вряд ли у них так много ценностей, чтобы афера окупилась. Само то, что торгаши знали, где их искать, очень подозрительно. Скорее всего, тот, кто им пел сладкие песни про счастливое будущее, был с Мироном в сговоре. Но тогда получается, что он заранее знал о коллапсе среза, а на такое мало кто способен. И даже если отбросить эту странность, я не понимаю, ради чего так стараться. Вряд ли у сельской общины было много золота.
— Карит, — окликнула она мужчину, — скажите, а что вы вывезли в первую очередь?
— Наши святыни, конечно, — ответил он. — Мы не могли оставить их на поругание тем, кто только ждал повода, чтобы с нами расправиться. Ковчег. Книгу. Поминальные свитки рода. Вещи Мессии. Мы древний народ. Были.
— И это тоже забрал Мирон?
— У нас не было выбора, — мрачно сказал мужчина. — Теперь я проклят и богом, и предками, и соплеменниками. Но они живы. Хотя бы они.
— Вот же мудак, — повторила Аннушка.
— Горе проигравшим, — констатировал Карит и снова отвернулся.
Дождь за окном внезапно прекратился, сменившись туманом. Машину слегка тряхнуло. Меня охватило ощущение странного дискомфорта, как будто перед грозой, потянуло под ложечкой, в глазах зарябило, предметы вокруг приобрели почти незаметную цветную ауру по краям.
— Что это? — спросил я Аннушку.
— Караван вышел на Дорогу. С непривычки бывает странно. Не мешай, мне нужно кое-что сделать… — она закрыла глаза и не то глубоко задумалась, не то занялась медитацией.
В окно кажется, что машина едет по какому-то шоссе, которое… Даже и слов не подобрать. Проложено посреди ничего, пожалуй. Но это «ничего» одновременно содержит в себе всё. В нём возникают и пропадают какие-то тени, силуэты, пейзажи, города, горы, пустыни — как будто слайды старого диафильма спроецированы не то на туман, не то прямо в мозг смотрящему. Размытые странные картинки с искажённой перспективой. Жутковатое местечко. Оборотная сторона Мироздания, словно мы влезли за кулисы Мультиверсума.
Туман моргнул, зажглось внезапное, как фотовспышка, солнце. Машину снова тряхнуло, двигатель заработал громче, набираем скорость. За окнами раскинулся шикарный пейзаж — море с одной стороны, невысокие горы — с другой, как будто мы где-то в Крыму. Хотя нет, больше похоже на что-то средиземноморское. Трасса взмывает вверх на широкую и длинную эстакаду пересекающего узкий залив моста, с него открывается потрясающий вид на белокаменный портовый город. Издалека не разглядеть, но, кажется, он давно заброшен.