— Ни черта не могу понять, — Аннушка открыла глаза и смотрит на меня. Очки сняла, взгляд напряжённый.
— Что не так?
— Всё не так. То ли со мной, то ли с тобой, то ли с Мультиверсумом.
— А я-то тут при чём?
— Может, и ни при чём. Ладно, потом. Где это мы? — она выглянула в окно. — О, знакомые места.
— Ты тут бывала?
— Сто раз. Теоретически, Мультиверсум бесконечен, но практически все стараются ездить сотней-другой накатанных маршрутов. Особенно караванщики. Я курьер, часто срезаю углы, а для них лучший путь — знакомый.
— И что за место?
— Да хрен его знает. Город называется Эртум, я туда заезжала несколько раз в море искупаться. Если с развязки взять влево, то как раз скатишься к набережной и городскому пляжу. Если судить по кафе и гостиницам, был крутой курорт. Когда-то. Давно. Но море отличное — чистое, тёплое, погода почти всегда хорошая, фрукты растут, если в сезон попадёшь. Бывало, я тут дня по три зависала, если спешить некуда. Валялась на песочке, загорала, купалась, бродила по улицам, представляя себе, как тут люди жили.
— И как?
— Да как везде, наверное. Но у моря даже люди кажутся не такими противными. Наверное, тут было прикольно жить. Впрочем, без людей вода чище.
— А есть какое-то место, где ты живёшь? Твой дом?
— Вопрос более интимный, чем фасон трусов.
— Трусы я твои видел.
— Вот я и говорю, более. Трусы мои много кто видел, некоторые даже с меня их снимали, но дом — это совсем другое. В трусы ко мне залезть проще.
— Извини, не буду больше спрашивать.
— Без обид, солдат, но это личное.
Изгиб моста пошёл вниз, опустился к городской застройке, караван съехал с эстакады и нырнул в тень заросших улиц. Буйная южная растительность захватила малоэтажные постройки полностью, превратив их в икебану, в которой с трудом угадывались крыши и заборы. По менее широкой улице, наверное, невозможно было бы проехать. Мостовая покрыта многолетним слоем листьев, по которому тихо шуршат колеса машин.
— Мне нравилось жить у моря, — сказал я. — Запах, шум прибоя, солёный воздух. Но у южного не хотел бы. Здесь всё как-то…
— Слишком, да? — кивнула Аннушка.
— Да, пожалуй. Хорошо приезжать отдыхать, но жить на вечном курорте, мне кажется, утомительно. Я бы с удовольствием поселился на каком-нибудь суровом северном берегу. Тёмное серое море, низкое мрачное небо, злые крики чаек, бьющий в острые скалы прибой. И мой дом на возвышении — не слишком низко, чтобы не заливало в шторма, и не слишком высоко, чтобы выходить на берег в затишье. Там, конечно, никакого пошлого песочка — окатанные морем валуны и крупная галька. Купаться не тянет — вода холодная, волна сильная, но можно гулять вдоль кромки прибоя и смотреть, что выкинул на берег ночной шторм. Что-то пойдёт в камин, что-то — на каминную полку… Камин, я считаю, должен быть обязательно. Кресло с пледом, столик с бутылкой и книжные полки во всю стену. Может быть, ещё проигрыватель с пластинками. Такими, знаешь, виниловыми, круглыми, чёрными. У родителей такой был когда-то, но всё сгорело к чертям, конечно.
— И где ты такой дом видел? — спросила Аннушка каким-то странным тоном.
Я отвлёкся от видов за окном — караван как раз выехал из города в заросшую буйным ковылём степь — и посмотрел на неё. Девушка сняла очки, и её синие глаза сверлят меня с неприятным прищуром.
— Нигде не видел. Но была бы возможность, построил бы себе. А что?
— Ничего, проехали, — она достала из-под сиденья просохшие ботинки и обулась.
— Долго ещё до привала, как ты считаешь? — спросил я, чтобы сменить тему. Раз уж эта её почему-то нервирует.
— Нет, всего четыре перехода.
— Ты знаешь, куда они едут?
— Нет, но я знаю, где привал. Все там останавливаются.
— И что это за место?
— Увидишь. Отстань, солдат, мне надо подумать.
Степь за окнами моргнула и сменилась туманом Дороги, а Аннушка вытянула ноги, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Не то задремала, не то просто не хочет разговаривать. Что я такого сказал-то? Ох уж эти женщины…
Чёрт, как же она мне нравится!
С Дороги караван вынырнул в джунглях, из приоткрытого окна потянуло сырым, жарким, приторно-ароматным воздухом. Я встал и задвинул форточку — в таких местах обычно не самые приятные насекомые.