— Просто случайно нашёл?
— Ну, разумеется! Всем известно, что предсказать коллапс нельзя!
Аннушка бесится, но, похоже, всерьёз предъявить ей нечего. Ну да, Мирон воспользовался ситуацией, повёл себя некрасиво. Совсем, я бы сказал, мудацки себя повёл, вывернув карманы людям, оказавшимся в безвыходном положении. С другой стороны, в результате беженцы живы, имущество — дело наживное, а быть мудаком — ненаказуемо. Сама история со «случайной находкой» звучит чертовски подозрительно, но, даже если у него и был наводчик, доказать это вряд ли удастся. Мне кажется, Аннушка и сама не очень понимает, как это возможно.
— И куда ты их везёшь?
— А почему я должен тебе отчитываться?
— Потому что я спросила!
— И что? Плевать я на тебя хотел! «Та самая Аннушка, легенда Дороги», подумаешь! Не фиг лезть в мои дела! Отвали.
— Ответь ей, — послышался голос от лифта.
Я обернулся. Там стоит давешний байкер-бородач со своими панками.
— Тебе что за дело, Гурис? — ощерился на него Мирон.
— Знаешь, что мы в пустошах делаем с работорговцами, Мирон? Мы надеваем их жопой на выхлопную трубу трака и заводим дизель. Так что лучше бы тебе рассказать всё сейчас ей, а не потом мне. Дорога, сам знаешь, большая да узкая. Встретимся же однажды.
— Да вы охренели тут все, — сказал Мирон мрачно, — ну, в Коротань их везу. Там вечно рабочих рук не хватает. Будут на троглах пахать, растить кукурузу с картошкой. Не курорт, да, но они и на родине были крестьяне. Земли свободной там до чёрта, будут жить своей общиной, молиться кому хотят, там это вообще никого не парит, пока долю урожая в общак сдаёшь.
— Это так, — подтвердил Гурис.
— И ты хочешь сказать, что через Болотку и Терминал в Коротань шёл? — не отступает Аннушка. — Это вообще в другую строну!
— Как хочу, так и иду! Может, у меня дела по пути есть?
— Что за дела?
— Те, что тебя не касаются! Отвали!
— Ну наконец-то, продрала зенки! — Мирон обернулся к лестнице, по которой медленно спускается старуха в разноцветных очках. Сейчас она выглядит не просто древней бабкой, а не до конца ожившим трупом. Похоже, ночное злоупотребление алкоголем не пошло ей на пользу.
— Донка, твою мать! — поразилась Аннушка. — Ты что с собой сделала, балбесина?
— Всё, мы уезжаем! — засуетился Мирон. — И так задержались из-за этой пьяницы. Донка, бегом в машину!
Старуха застыла на лестнице, глядя в нашу сторону.
— Бегом, я сказал! — приказал ей Мирон.
— Аннушка, — сказала та, не обращая на него внимания. — Это правда ты. Ты… Такая… Ты же помнишь Доночку? Мы же с тобой… Мы же… Мне надо с тобой поговорить! Немедленно!
— Ни с кем ты говорить не будешь! — заявил Мирон. — Мы выезжаем! Прямо сейчас! Сию секунду!
— Аннушка! — воскликнула бабка. — Пожалуйста!
— Конечно, Донка, я тебя помню, — ответила ей девушка. — Не сразу узнала, ты сильно… изменилась.
— Доночка стала совсем старенькая, — вздохнула та, направляясь к нам. — Доночка скоро нафиг сдохнет.
— А ну стой, зараза, — Мирон схватил старушенцию за рукав. — Я тебе что сказал? В машину! Иначе, клянусь Ушедшими, выкину тебя к чертям без выходного пособия!
— И кто потащит твой караван? — спокойно ответила она, выдёргивая руку. — Та убогая девчонка, что ты купил? Так она и пяти машин не осилит без гранжа, а на гранже ты её закопаешь через неделю.
— Что несёшь, совсем мозги пробухала? — зашипел на неё караванщик.
— Нет-нет, — сказала Аннушка, — продолжай, Донка, мне стало очень интересно.
— Она все врёт! У неё маразм! Это просто старая безмозглая пьянь! — разоряется Мирон.
— Я могу открыть вам переговорную, — величественно сообщила подошедшая к нам Алина.
— Будь добра, дорогая, — соглашается Аннушка.
— Она никуда с вами не пойдёт! Это моя глойти!
— А что, её ты тоже купил? — интересуюсь я.
— Я никого не покупал, — Мирон развернулся и пошёл к выходу. — Ты уволена, старая пизда.
— Иди в жопу, — отмахнулась бабка. — Козёл драный.
В переговорную кроме меня и Алины Аннушка пригласила Керта.
— Мне кажется, это может быть тебе интересно, — сказала она брокеру.
— Чай, кофе? — спросила всех киберхостес.
— А можно капельку водочки? — взмолилась старуха. — У бедненькой Доночки такой бодунище…
— Потом, — ответила Аннушка. — Сначала разговор. Иначе ты просто окосеешь и начнёшь нести чушь.
— Надо же, ты меня и правда помнишь! — захихикала бабка. — Да, Доночка всегда любила подбухнуть.