Нет, не угадал.
— Вас же Лёха зовут? — уточнил он, садясь.
— Верно, — кивнул я с тоской.
Разговаривать совершенно не хочется, да и бессмысленно это сейчас. Нечего мне ему сказать пока. Сам ничего толком не знаю.
— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы спасли мой народ от рабства, а главное, вернули наши святыни! Теперь наш бог не отвернёт своё лицо от нас.
— Не за что, — буркнул я, не прекращая питаться.
Ишь ты, «мой народ». Тоже мне, Моисей выискался. «Летс май пипл гоу», ага.
— Нам нечем вознаградить вас за такую доброту, но мы её не забудем.
Ну, конечно, нечем. Золото самим нужно, факт. Тебе та тётка пожилая печень выгрызет, если ты мне его предложишь.
— Когда мы начнём жизнь на новом месте, вашим именем назовут новорождённых сыновей! Мы внесём его в список дозволенных для праведных!
— Спасибо, это совершенно не обязательно, — ответил, ничуть не польщённый, я.
Интересно, сколько из этих сыновей будут его, учитывая, что он единственный мужчина репродуктивного возраста, а от посторонних рожать им, небось, бог не велит? Представляю себе выводок малолетних Алексеев Каритовичей.
— Я хотел спросить, — не унимается он, — как долго нам ещё предстоит быть в пути? Женщины и дети очень устали, почти утратили надежду. Некоторые даже говорят, что надо забыть про нашу избранность, отбросить Заветы, слиться с другими народами, раствориться в них, перестать быть собой…
— В религиозных вопросах я не советчик. Однако, с точки зрения генетики, популяция у вас маловата.
— С точки зрения чего?
— Через пару поколений все будут друг другу двоюродными родственниками, это ведёт к вырождению.
— Да, вы правы… Наверное… Заветы мессии не одобряют браки двоюродных.
— Мессия фигни не скажет, — согласился я, — а насчёт «как долго»… Это давайте завтра. Узнаем, какие есть варианты, прикинем хрен к носу, что-то да выберете авось. Приятно было поболтать, но прошу меня простить, денёк выдался сложный.
— Да, да, понимаю, извините мою навязчивость, я просто волнуюсь за свой народ. До завтра!
Забрал поднос, ушёл. Хоть компот попью во благости… Нет, не судьба. Ко мне, уворачиваясь от снующих по залу детей и женщин, упорно и целенаправленно пробирается Донка.
Чёрт, а я и забыл про неё. За глойти я тоже теперь отвечаю? Или хотя бы она сама по себе?
— Выпить нету, — сказал я сразу. — Денег тоже. Все отдал Алине за эту толпу оглоедов.
— Хреново, — вздохнула Донка. — Но я вообще-то по другому вопросу.
— Тебя поселили хоть?
— Да, за меня Аннушка забашляла по старой дружбе. Но на бухло не дала. Сама-то небось квасит в своём вип-номере с вип-баром, а бедная Доночка насухую сидит!
— Ещё как квасит, — подтвердил я. — Сидит в ванне с пеной и вискарь хлещет, сам видел.
— А тебя что же в ванну не позвали? Я думала, она тебе даёт.
— Это как бы не твоё дело, — ответил я раздражённо. — Но нет. Рылом не вышел.
— Не, рыло у тебя самое подходящее, — хмыкнула Донка, — красавчиков она как раз не любит, а вот таких, чтобы мужик, как раз да.
— И тем не менее, ванна там, а я тут.
— Знаешь, может, оно и хорошо, что не дала, — сказала задумчиво Донка. — Кому она даёт, тем, кроме как пару раз перепихнуться, ничего не светит. Это у неё легко. А вот если кого за друга держит, то там другой разговор.
— Думаю, она меня не то что за друга, а вообще за человека не держит. Так, к подошве прилипло. Тебе что-то от меня надо? А то я спать пойду.
— Я к тебе с серьёзным вопросом, служивый, погодь.
— Вываливай.
— Мы завтра на Дорогу, или как?
— В смысле?
— В прямом. Я твоя глойти, и ты мне скажи, выходим завтра или нет. Потому что если нет, то в медпункте есть антисептик на спирту. На вкус говно, но если с глюкозой сбодяжить, то не сблюю.
— Так вот где ты в прошлый раз набралась!
— Ясен хрен. Никто не знает, а Доночка хитренькая!
— У Мирона ты разрешения не спрашивала.
— Ой, да насрать мне на него было, мудака такого. Пусть бесится.
— На меня не насрать, значит?
— Ну, такое. Потерплю ради дела. Надо же куда-то отвезти этих забрёдышей, да побыстрее, потому что за свой счёт их в Терминале размещать никакой бюджет не выдержит. Не зря Мирон их в автобусе держал, у Алинки тут цены неслабые, потому как монополия.
— Я пока даже не знаю, моя ли ты глойти или сама по себе, — сказал я честно, — коммерсант из меня как из говна пуля. Но ты, если сможешь, не надирайся сегодня. С беженцами в любом случае надо что-то решать, да и с грузом мироновским тоже. Может, сходим разок, да и дам тебе расчёт с выходным пособием. Будешь глойти на пенсии, поди плохо? Подольше проживёшь.
— Не, служивый, — замотала седыми косичками бабка, — не могу я на пенсию. Дорога не отпустит. С тоски помру или сопьюсь и всё равно с тоски помру. Ты подумай, может, всё же тебе караванщиком, а? Втянешься, привыкнешь, не прогорим небось…