Бутылка большая, на литр, край горлышка чуть постукивает по рюмке.
— Что-то у меня руки дрожат, — пожаловалась девочка. — Холодно тут.
— Тут не холодно. Тут никак. Это Изнанка тянет твою жизнь, поэтому кажется, что мороз.
— Эй, звучит стрёмно! Я так не простыну?
— Ты так умрёшь.
— Ты шутишь?
— Всё зависит от тебя. Хотела крутую хрень для взрослых? Наслаждайся.
— И что мне делать, блин? Меня как будто в ледяную воду опускают! Налей скорее ещё!
Аннушка разлила, Донка торопливо выпила.
— Что-то не помогает!
— Ты глойти, — терпеливо повторила девушка. — Дорога — это ты. Пойми, не ты внутри неё, а она внутри тебя. Дорога существует, пока есть люди, у которых она в голове. Но когда под твоей тощей задницей резонаторы жрут тьму из зоров, ты этого не поймёшь. Дорогу понять можно только так, на обочине.
— Это не просто игра?
— Нет. Это испытание. Ты либо сдохнешь, либо станешь другой.
— Как ты?
— Нет, как я не станешь. Таких больше нет и не надо. Станешь настоящей глойти. Той, кто видит сквозь туман.
— Блин, туман, кажется, и правда того… — нервно огляделась Донка. — Но мне совсем-совсем не нравится то, что я за ним вижу! Боюсь, что, когда он рассеется окончательно, я конкретно двинусь башкой!
— Ты глойти, для вас это нормальное состояние. На вот, выпей ещё, помогает.
Чокнулись, выпили.
— Знаешь, — сказала девочка через какое-то время, — кажется, уже не так холодно. Я, похоже, могу это как-то держать в стороне. Ну вот это, жадное, холодное, злое…
— Оно не злое, — пояснила Аннушка, — оно голодное. Место низких энергий, всё живое ему еда. Или, точнее, топливо. Изнанка не ест нас, а разряжает, как батарейку. Резонаторы обманывают её, подсовывают вместо людей зоры. Но нам не нужны зоры, мы можем просто не поддаваться.
— А что за жуткую херню я вижу вокруг?
— Она не жуткая, — спокойно объясняет девушка, — просто слишком… настоящая, что ли. Изнанка первична относительно срезов, она как экран, на котором показывают фильм. Обычно мы смотрим фильм, но его на самом деле нету, просто игра теней, а вот экран — тот реален.
— Вот эта сраная жуть — экран?
— Нет, это его обратная сторона. Изнанка. Люди просто не умеют видеть мироздание таким, какое оно есть. Но глойти могут. Настоящие глойти. Давай, ещё рюмочку.
— Чёрт, не верю, что говорю это… А мне точно не хватит?
— А кто обещал перепить Аннушку?
— Блин, ладно, давай. Ух, и правда, легче как-то… Реально легче! Чёрт, да я теперь вообще трезветь не буду! На всякий случай!
— Привыкнешь. Я же привыкла. Ну, или нет, как повезёт. Но ты увидела, а значит, прежнюю Донку забудь, нет её больше.
— Тогда лей ещё! Выпьем за её упокой.
Разлили, выпили. Не чокаясь.
— Слушай, меня спьяну таращит, или там что-то движется?
— Движется, — кивнула Аннушка.
— Блин, страшно представить, какая хрень может водиться среди такого… — Донка показала вокруг пьяным жестом и чуть не упала со стула. — Фигассе, я набралась! Но ты не надейся, я ещё столько же могу!
— Верю-верю, — ответила девушка, разливая. — За Донку, настоящую глойти!
— За неё! То есть меня, то есть, ты поняла… Ой, они сюда идут! Кто это?
— Твари Изнанки. Ты спрашивала, бывают ли они? Вот, любуйся.
— Божечки, какая жуть! Что они такое?
— То, чем стала бы ты, если бы не справилась. Так выглядят застрявшие на Изнанке люди.
— Трындец… Ничего страшнее в жизни не видела! Они дохлые, или как?
— Кто знает? Скорее всего, что-то между. Умерли, но не до конца.
— Они могут до нас добраться?
— Да, если ты их подпустишь.
— Я? Да ты офигела? Я щас обоссусь от ужаса! Сама не подпускай!
— Это твоё приключение, — пожала плечами Аннушка, — но если они до тебя доберутся, то сожрут. Я предупреждала, что всё всерьёз.
— Ну, охренеть, предупреждала она! Я на такое не подписывалась! Я щас сама сдохну, от страха!
— Тогда станешь такой, как они.
— Да что ты за человек такой? Совсем тебе бедную Доночку не жалко? Налей тогда ещё.
Звякнуло стекло, забулькала водка, Донка схватила рюмку не глядя и вылила в рот. Она смотрела на то, как медленно обступают её твари — серые, голые, мерзкие, безглазые, но всё равно отвратительно похожие на людей.
— Боже, что это на нём?
— Лифчик, кажется. Так что не «на нём», а «на ней». Прочный какой, всё остальное истлело, а он так и висит. Только на поясе. Сполз, наверное.
— Ох, чёрт, чёрт, чёрт… а у меня и лифчика-то нет! Не ношу, мешает… Буду совсем голенькая и страшненькая!
— Прекрати, не паникуй. Пока ты их не боишься, они не тронут.
— Но я их боюсь, боюсь, я их трындец как боюсь! Божечки, мне надо в туалет!