— Терпи. Тут осталось-то граммов двести, не бросать же?
— Ох, и правда… Наливай быстрей!
Звякнуло, забулькало.
— Да, так легче… Главное — не трезветь, не трезветь, никогда-никогда, совсем-совсем, Доночка клянётся быть пьяненькой до конца дней своих, аминь, только не пугайте её так больше! Там есть ещё?
— На раз разлить.
— Божечки, так разливай, чего ты ждёшь?
Звякнуло, забулькало.
— Ох, ну я и нарезалась!
— Больше не хочешь?
— Ох, кажется нет…
— Ну, пошли тогда, чего сидишь?
— Куда?
— Обратно, в срез, к машине.
— А как?
— Ну, как ты с Дороги выходишь? Вот так же.
— Так что, получается, я в любой момент могла просто выйти?
— Разумеется.
— Вот же я дурочка пьяненькая! Ох, пошли же отсюда быстрее!
Моргнуло, зажглась луна. Девчонка мухой метнулась за машину, присела, послышалась журчание.
— Ох… Какое облегчение. И что теперь?
— Покатаемся?
— По ночным пустошам с бешеным и в сопли пьяным водителем? Да вообще не вопрос! Всё страшное я сегодня уже видела! Давай, гони! Жми на полную! Не стесняйся!
Ближе к полуночи гонка под луной закончилась, сменившись плясками на открытом танцполе возле бара, к которому они вернулись, и новой бутылкой, потому что от танцев они слегка протрезвели. Потом была драка, в которой Аннушка пинала какого-то пузатого, одетого как байкер мужика, потому что тот хотел лишнего от её новой подружки, а та была не против лишнего, но не с ним. Потом Донка целовалась в углу с симпатичным контрабандистом, а Аннушка в очередной раз отвергла притязания Дмитроса, потому что она девушка принципиальная, и если сказала «нет», то, как минимум не сегодня. А когда бар уже начал готовиться к закрытию, и они обнялись на прощание в коридоре на втором этаже перед тем, как разойтись по комнатам (Донку ждал в кровати «тот симпатяшка», а Аннушку никто не ждал, не сложилось), девчонка спросила:
— Так я выиграла спор, или нет?
— Давай считать, что выиграла, — великодушно согласилась Аннушка. — Ты неплохо держалась. Желание за тобой. Кроме постели!
— Кроме постели!
И они, расхохотавшись, разошлись.
* * *
— Ох и бодунище у меня был на следующий день! — сказала бабуся, допивая чай. — Чуть не сдохла. Сейчас бы сдохла, наверное… Молодость, молодость…
— И какое желание ты ей загадала?
— Знаешь, с тех пор так случая и не было. Мы пересекались потом несколько раз, тусовались, выпивали, участвовали в паре авантюр, но мне как-то не было от неё ничего нужно. Тогда.
— А сейчас?
— А сейчас она и так знает.
Глава 21
Игра в Хранителей
Снаружи бар выглядит как большой салун из старых вестернов — вплоть до распахивающихся в обе стороны дверей, через которые в кино красиво вылетают спиной вперёд пьяные ковбои. Двухэтажный основательный деревянный дом у дороги, вокруг сараи, палатки, обширная и почти пустая парковка, крытые прилавки импровизированного рынка, небольшие домики крошечного, домов на десять, посёлка.
— Как-то тут пустовато, — сказал я Донке, вылезая из машины. — С твоих слов показалось, что место бойкое.
— Так лет сколько прошло, служивый, — закряхтела бабуся, разминая поясницу, — и я не та, и Мультиверсум не тот…
Мы решили, что Аннушка, напомнив глойти об их первой встрече, имела в виду именно это место.
Внутри видны следы былой роскоши: большой обеденный зал, сцена с микрофоном и колонками, выгородки отдельных кабинетов. Почему «былой»? — Половина площади просто пустует. Столиков всего десяток, хотя поместилось бы полсотни. Интерьер балансирует на грани между винтажностью и обшарпанностью, занят всего один стол — там неторопливо питается кто-то похожий на охотника-траппера. За стойкой средних лет мужчина в потёртом котелке. Татуированный, с хищным чеканным профилем, он кинул на нас равнодушный взгляд и вернулся к чтению толстой книги.
— Это и есть знаменитый Дмитрос? — спросил я у Донки, когда мы расположились за столиком.
— Дмитрос пате́рас му, — сказал тот, услышав, — мой отец. Я Геннадиос. Вы его знали?
— Она, — показал я пальцем на Донку.
— Да, я её, кажется, тоже видел. Давно. Ещё отец был жив. Очки приметные. Что-то закажете?
— У вас, я смотрю, не много посетителей?
— Сейчас никто особо не процветает, но как-то держимся. К вечеру народ подтянется, станет поживее. Не так, как при отце, но всё же. Так что насчёт заказа?
— Мы бы поели.
— Оли, подойди! — крикнул в подсобку Геннадиос. — Выпьете?