— Наша уникальность, — рассказывает Мирена, пока мы идём по коридору клиники, — в нейроинтерфейсе. Сами протезы тоже довольно сложны, но только мы располагаем технологиями, позволяющими сращивать нервную ткань с сигнальными проводниками. Вы, Лёха, будете чувствовать свою ногу так же, как живую, и так же легко ей управлять. То есть не просто наступать, как на эту колодку, — она показала на мой протез, — а, например, шевелить пальцами. И не просто двигать ими, но и чувствовать каждый по отдельности. В практическом смысле это даже лучше собственной ноги: например, на ней нельзя натереть мозоль, её не кусают комары, на ней не надо стричь ногти, она не пахнет после дня в ботинке. Место соединения будет почти незаметно, и если вы носите летом шорты, то она будет даже загорать так же, как правая.
— А внутри есть какие-то батарейки или что-то в этом роде? Вряд ли вы туда вставляете акк, это бы точно не окупалось…
— Ну, разумеется, не акк, — Мирена предупредительно открыла передо мной дверь смотровой.
Тут мы уже были утром, когда у меня брали кровь и сканировали культю.
— От акка запитывается весь завод, это очень много энергии. В такой протез, как ваш, — а у вас довольно простой случай, всего-то нога ниже колена, — ставится совсем небольшой источник питания. Вам не нужно о нём думать, его хватит на весь срок службы протеза.
— А каков этот срок?
— Больше, чем срок службы человеческого тела, — улыбнулась Мирена. — Так что об этом тоже беспокоиться не следует. Снимите штаны и присаживайтесь на кушетку.
Я снял и сел.
— Это подзаряжаемый элемент, — продолжила женщина, — он понемногу берет энергию от ходьбы, от электромагнитных полей, от тепла и так далее. Какого-то специального зарядного устройства не требуется. Забыла спросить — волосы оставить?
— Волосы?
— На протезе. Ваша правая нога имеет выраженный волосяной покров голени. Протез можно сделать не отличающимся визуально, или безволосым, если вы планируете эпилировать правую. Женщины часто выбирают второй вариант.
— Пусть будет… э… как от природы положено, — ответил я смущённо. — А вы сами будете мной заниматься? Разве это дело директора?
— У нас очень мало персонала сейчас, режим экономии. Девушку на ресепшн видели? Это наша с Кертом дочь.
— Э… симпатичная.
— Спасибо, — кивнула Мирена, доставая из холодильника высокотехнологичный инъектор. — Я самый квалифицированный сотрудник нашей компании, не беспокойтесь.
— Я не беспокоюсь, — ответил я не вполне искренне. — Но всё же, это будет больно?
— Вы ничего не почувствуете, — женщина приставила прибор торцом к моему бедру и нажала кнопку.
Мне как будто раскалённый гвоздь воткнули в ногу.
— Ой!
— Кроме этого момента, — добавила она. — Скоро обезболивающее подействует, потерпите.
Боль действительно быстро слабеет, а нога немеет.
— А откуда у вас такие технологии? — спросил я.
— Сложно сказать. Видите ли, Лёха, я вообще-то не местная. Ребёнком потерялась на здешнем рынке, мои родители так и не вернулись за мной, я их даже не помню. Меня вырастил дед… ну, то есть я так его называю, на самом деле мы не родственники, он просто меня подобрал. Но и он не отсюда, тоже бывший путешественник, хотя успел тут прижиться и даже повоевать. Так что история этого мира для нас полна загадок. Мы не знаем, откуда взялся Завод, как давно он работал и откуда эти технологии. Восстанавливая изношенное оборудование, мы поняли, что, скорее всего, изначально оно предназначалось для чего-то другого. К счастью, конвейер легко адаптируется под самые разные изделия, от мин до детских игрушек. Когда-то мы делали отличные игрушки! Жаль, пришлось отказаться от этой линии из-за дефицита энергии. Игрушки слишком дёшевы.
— Меня удивило, — признался я, — что ваша техника оказалась совместимой с киберами Терминала. Это же совсем другой мир, как такое возможно?
— Керт рассказал бы лучше, — вздохнула Мирена. — Он интересуется такими вопросами, я больше администратор. Вкратце, есть теория, что Мультиверсум не всегда был так плохо доступен, как сейчас. На Дорогу мог выйти практически кто угодно, попасть в соседний мир было не сложнее, чем в соседний город. Тогда акки почти ничего не стоили, повсюду работали маяки-энергостанции, а туда, где их не было, энергию доставляли волантеры…
— Что это?
— Дирижабль-батарейка, который летает между мирами, перевозя энергию тысячи акков.
— Дирижабли? С трудом верится. Такая ненадёжная штука… Больше похоже на сказку.
— Когда мне было шестнадцать, прокатилась на таком, — засмеялась Мирена. — Наверное, это был последний, потому что больше я о волантерах не слышала. В те давние времена множество срезов представляли собой единое культурное, организационное и технологическое пространство, входя в так называемую Коммуну.
— Я что-то про неё слышал, вроде… И не в самом лучшем контексте.
— Нет, я не про нынешнюю. Я не знаю, как она связана с той, первой, и связана ли вообще, но тогда, если верить легендам, технологии, которые считаются сейчас артефактными, были основой всего. Так что нет ничего удивительного в том, что здешний Завод производил киберов для Терминала, а там, в свою очередь, производилось что-то другое для этого среза. Сейчас этому мешает дорогая логистика, но тогда такой проблемы не было. Коммуна ставила автоматические заводы по всему Мультиверсуму, там, где было удобнее, из-за сырья или по какой-то другой причине, не знаю. Но производственная линейка, размазанная на несколько миров, для того времени дело обычное. Нет никаких проблем начать сборку изделия в одном срезе, а закончить в другом, если ворота между цехами — кросс-локус.
— Ничего себе! — удивился масштабу я. — А мы тут ковыряемся из гаража в гараж…
— Да, я слышала, что знаменитые «гаражные проходы» как раз наследие огромной разветвлённой системы тогдашней товарно-производственной логистики, охватывавшей весь Мультиверсум. Кое-где, если не врут, даже двери в домах открывались в разные миры, в зависимости от того, кто повернёт ручку!
— Не врут, — подтвердил я. — Сам видел.
— Ну, вот. Потом что-то случилось, Первая Коммуна исчезла, но техническое наследие пережило её очень надолго. Эта техника оказалась почти вечной и кое-где работает до сих пор, как наш Завод, например. Правда, когда Мультиверсум распался на изолированные срезы, и технологические цепочки распались, люди приспособили сохранившиеся производства кто во что горазд. В основном, для самоистребления, как обычно. Скажем, ваша винтовка — это изделие смешанной технологической школы. Её основа (индуктор, разгоняющий шарик) — артефактная часть. А вот система наведения и всё прочее сделано кем-то другим и сильно позже. Это означает, что кто-то где-то получил в наследство производство индукторов, но лишился доступа к конечному изделию, которое могло вообще не быть оружейным. Подумал, покрутил так и сяк, да и сообразил: «Стоп, ведь если этакую штуковину направить кому-то в башку, будет дырка! А ну-ка, давайте придумаем, как ей получше управлять…»
— Вы серьёзно?
— Нет, — улыбнулась Мирена, — просто гипотеза. Мне как-то довелось разобрать такую винтовку, и я обратила внимание, что она, как и наши протезы, представляет собой сращение двух технологий совершенно разного уровня. Изделия Первой Коммуны игнорируют электричество, используя энергию акков без преобразования, а в винтовке поверх энергетической сердцевины накручена электроника управления. Она очевидно сделана в другой технической манере, хотя, надо признать, собрана отлично. Очень надёжная штука и весьма ценная. Не переживайте, я сохраню её для вас в сейфе.
— Знаете, — согласился я, — у меня она недавно, но меня тоже всегда удивляло, что как оружие она сконструирована не слишком функционально. Если адаптация чего-то невоенного, тогда да, это всё объясняет.