Стоя с ножом в руке, оказался за пределами Аннушкиной тёмной ауры, и теперь меня накрывает лютым выматывающим холодом. Сел, положил девушку обратно на колени — отпустило. Но заметил, что она стала меньше. Не девушка, аура. Раньше закрывала меня всего, а сейчас уже приходится поджимать руки-ноги. Если распрямить конечность, то она оказывается снаружи. Сначала ничего, но через пару минут начинает мёрзнуть, а дальше стремительно леденеет так, как будто её в жидкий азот окунули. Когда Аннушка выдернула меня из подземного взрыва, было похожее ощущение. Там был туман, и она назвала то пространство «изнанкой», зазором между листами, на которых нарисовано Мироздание. Тогда здесь что? Корешок этой книжки с картинками? Что-то она тогда говорила про акк…
Я достал из кармана чёрный цилиндрик… стоп, уже не чёрный. Серый. А ведь это море энергии. Океан. Не знаю, какая тут связь, но есть мысль, что, когда он разрядится, нам конец. И произойдёт это, кажется, довольно скоро. Сколько мы тут сидим? И часа не прошло, а он уже почти.
Аура сжалась настолько, что мне приходится ёрзать, меняя ноги и изгибаться, опуская плечи. Ещё чуть, и уже никак не помещусь. Твари стоят плечом к плечу, и скоро я, наверное, оставлю Аннушку и брошусь на них с ножом, всё равно пропадать. Может быть, смерть от их когтей и зубов будет менее болезненной, чем от лютого холода. А девушка, может быть, замёрзнет, не приходя в себя, это тоже своего рода гуманность.
А, нет, не будет этого.
— Какого хрена, солдат? Что мы тут делаем?
— Помираем, я б сказал.
— И нафига мы это делаем?
— За отсутствием других годных идей. Но я открыт для предложений.
— Где мы… а, стоп, вопрос снимается. Ого, сколько их! Никогда столько не видела.
— О, ты их знаешь?
— Это твари Изнанки. Если сойти с Дороги и подождать, то они рано или поздно придут за тобой. Корректоров учат держать их на расстоянии, но это требует изрядно сил и хорошей выдержки. Ну, ещё их не должно быть так много.
— Ты, кстати, как себя чувствуешь?
— Как с похмелья. Забытое ощущение, давно не испытывала. А что?
— Вокруг тебя что-то типа ауры. Она вроде как защищает нас от холода, но сжимается, и я уже не помещаюсь. Прямо сейчас у меня коченеют ноги.
— Не вижу, но верю на слово. То-то ты жив ещё.
— Жив, но акк почти пустой, — я достал из кармана цилиндрик, он уже матово-белый.
— Иди сюда, сяду и обниму тебя со спины. Так лучше?
— Да, спасибо. Жаль, что я не могу поместиться внутрь тебя. По крайней мере весь.
— Пошляк. Чёрт, никогда не рассматривала тварей вот так, вблизи, при свете. Мерзкая участь.
— Не знаешь, почему они не кидаются? Вид такой, что готовы сожрать. Это твоё колдунство?
— Нет, не моё. Без понятия. Надо валить отсюда, солдат.
— Отличная мысль. Я как раз ждал, пока ты очухаешься, чтобы предложить то же самое. Надеюсь, ты сейчас скажешь, что это раз плюнуть для такой крутой девчонки, как ты.
— Боюсь тебя разочаровывать…
— Нет?
— Нет. Обычно я сваливаю через Изнанку. Но мы уже на ней, и я не знаю, что с этим делать.
— Хреново. У нас всего несколько минут, твоя аура всё ещё сжимается. Что это за место такое? Почему мы оказались здесь?
— Ответ тебе не понравится. Мне вот не нравится совсем.
— Изложи, вдруг меня осенит. Взгляд с другой точки, нестандартный подход, устами младенца, что-то такое.
— Фокус коллапса, если его не выдернуть из среза, а дать, так сказать, «дозреть», впитает в себя весь сенсус гибнущего мира и превратится в сверхсущество. «Вылупится из кокона и станет из гусеницы бабочкой», — так называл это наш сраный романтик Калеб. Все пустые безлюдные срезы — сброшенные коконы, миры с выпитым до донышка сенсусом. Возникает вопрос…
— Где все эти бабочки?
— Именно.
— И где же?
— А вот они, — Аннушка показала пальцем на плотный строй окруживших беседку тварей. — Основатели сделали ловушку для таких.
— Ну ладно, допустим. А тебя-то за что свинтили?
— Похоже, я получила слишком много сенсуса за раз. Достигла или почти достигла того предела, за которым становятся «бабочкой». Не в первый раз, но теперь всё по-другому.
— И как? Крылья режутся?
— Не-а. Только башка трещит. Это что-то типа мышеловки, срабатывающей на вес. Пока ты просто синеглазый, то бегаешь туда-сюда и всё нормально. Но стоит перебрать сенсуса, как крышка под тобой переворачивается, и ты летишь вниз, в банку с такими же. Так что крылья у меня не прорежутся, а вот такие зубки — очень даже запросто. Как только это место выжмет меня досуха, я начну перерождаться в тварь. Умирающую от голода, потому что утолить наш голод можно только сенсусом, которого тут нет. Но при этом вечную, потому что сенсус выжег из нас смерть.
— Не надо говорить «наш, нас», — запротестовал я. — Ты не такая. Ты не сожрала мир, чтобы стать богом.
— Ну да, я всего лишь сожрала того, кто это сделал…
— В смысле?
— А, неважно. Забей, солдат. У меня тут к тебе просьба образовалась, напоследок. Нет, не то, о чём ты подумал, озабоченный придурок!
— Нет? Жаль, — засмеялся я. — Могли бы успеть. У них всё равно глаз нет, чего стесняться…
— Знаешь, чем ты мне сразу понравился?
— Чем же?
— Что можешь вот так ржать, даже когда вокруг полная жопа. Остальное потом приложилось. Но просьба у меня простая, убей меня, пожалуйста. Застрелилась бы, но пистолет на Изнанке не выстрелит, и я не уверена, что не останусь тут бродить с дырой в башке. Но, если ты отрежешь мне голову… Мечом было бы удобнее, но в этот раз не захватила.
— Боюсь, ты переоценила моё чувство юмора. Вот сейчас совсем не смешно вышло.
— Я не шучу.
— Да я понял. Не надо объяснять. Глядя на них, понимаю, в чём смысл. Но идея мне не нравится.
— Да, хреновый будет опыт, — согласилась она, обнимая меня за плечи сзади и шепча в ухо. — Но моя смерть не будет сниться тебе в кошмарах, потому что ты умрёшь тоже. Тебе придётся поспешить, потому что изнанка выпьет тебя, как только акк разрядится. Сделаешь это для меня? Пожалуйста!
— Ага, ты меня и с Донкой так же развела! «Ой, трахни её, я не обижусь, это просто помощь другу…» И что? Дуешься с тех пор, как будто я тебе рога наставил! Вот и сейчас, уверен, стоит мне отчекрыжить тебе башку, как я каким-нибудь чудом выживу и ты будешь каждую ночь являться мне привидением с головой на коленях!
— Ну ты даёшь, солдат! — засмеялась Аннушка. — Ладно, прощаю за Донку, если тебе это так важно. Ещё идеи есть?
— Давай свалим отсюда.
— Как?
— Бегом, наверное. Не сбежим, так согреемся.
— Эти нас не выпустят.
— Смотри! — я достал из кармана акк, уже еле-еле молочного цвета, почти прозрачный, крохи остались.
Поводил поднятой рукой — зубастые безглазые морды качнулись вслед за ним, как будто принюхиваясь отсутствующими носами. Я размахнулся и метнул цилиндрик над их головами, как гранату — далеко и сильно. Твари метнулись за ним, как собака за мячиком, и я крикнул:
— Побежали!
* * *
— Кто такие эти Чёрные? — спросил я, отдышавшись.
— Не знаю.
— Откуда они там взялись?
— Не знаю.
— Почему нам помогли?
— Да не знаю, солдат! Я встречалась с ними раньше, но всегда драпала впереди своего визга.
— Да, жуткие ребята, но на фоне тех, с зубами, я был готов с чёртом обниматься.
— В Школе нам говорили держаться от них подальше, и я держалась. Они вроде как не живые существа, а некие функции. Появляются там, где грубо нарушается порядок вещей, установленный Основателями. Обычно до людей им дела нет, но, к примеру, за мощным артефактом могут явиться. Похоже, опять решили, что мне там не место, и выкинули прочь.