– Вставай, – сказала мать. – Опять опоздаешь на занятия. Как дела в школе-то?
– Лучше некуда, – буркнул Генка.
Это можно было понимать как хочешь.
– Вот оно, наказанье-то наше-е! – простонала на кухне бабушка.
«Начинается!» – уныло подумал Генка. Но вспомнил о Владике, и на душе потеплело.
Он отыскал в шкафу свою старую серую куртку. Куртка называлась непромокаемой и потому промокала не раньше, чем через пять минут. А до Владика идти минут восемь. «Переживем», – решил Генка.
– Не забудь учебник с тетрадкой, – предупредила мать.
– Не забуду.
На самом деле учебник размокал за поленницей. Генка подумал об этом с полным спокойствием. Ему было все равно.
– Я пошел…
И на этот раз ему открыл калитку Владик. Он ждал – это Генка сразу понял.
– Пришел!
«Как видишь», – чуть не брякнул Генка и ахнул про себя.
– Пойдем, – заторопился Владик. – Сыро. Моросит и моросит…
Дом Владькиной тетки состоял из двух частей. Словно два домика срослись боками. Один был побольше и постарше, под крутой двухскатной крышей, а к нему лепилась недавно сделанная пристройка. Доски некрашеного крыльца еще не потеряли свежей желтизны, а водосточный желоб у края плоской шиферной крыши не был тронут ни единым пятнышком ржавчины.
В этой пристройке и жил Владик с отцом.
В узких сенях было темно и пахло новой рогожей. Владик дернул дверь, ведущую в комнату.
– Заходи.
Генка старательно вытирал о мешковину промокшие тапочки. Потом увидел светло-желтый пол комнаты и сбросил их совсем. Владик догадался по звуку.
– Ну зачем ты…
Генка бросил у порога мокрую куртку.
– А то еще наляпаю у вас тут.
В комнате было светло. Даже казалось, что солнечно, потому что на полу играли яркие желтые блики. В углу, у двери, прижимался к стене кособокий большой шкаф с пятнистым зеркалом. Он словно стеснялся своего неказистого вида и старался быть в тени. Даже зеркало его почти не блестело. А еще было три разных стула, длинная облезлая кровать, узкий диван, почти такой же, как дома у Генки, и широкий стол с чертежной доской. Видно, тетка снабдила родственников мебелью, что похуже. Только чертежная доска была светлая и новая. Конечно, не теткина. А на полу, вдоль стен, стопками лежали книги.
Кроме того, Генка увидел дверь, а за ней белый бок маленькой печки. Там была, наверно, кухня. Странно, что вход в нее был через комнату.
Пока Генка осматривался, Владик вытащил из-за шкафа свернутую в трубку бумагу.
– Проверь. Гладкая? – Он с громким шелестом развернул лист. – Я ее не мочил. Просто утюгом прогладил через полотенце.
Бумага в самом деле оказалась гладкой.
– Хоть сейчас можно дранки наклеивать, – согласился Генка. – Есть они у тебя?
– Есть. – Он опять полез за шкаф. И вдруг остановился. – Гена, а как тот змей? Правда сбили его?
– Сбили, – небрежно сказал Генка. – Только все равно без толку. Мы вперед успели, подобрали.
– Я боялся, что он сам упал, – сказал Владик. И, помолчав, признался: – Не люблю, когда змей падает… У меня раньше падали.
– Но ведь тот… ну, последний… Он ведь хороший был, – пробормотал Генка. – Он же не сам…
– Сейчас они у меня получаются, – сказал Владик. – Только я долго сижу над ними… Ну ладно. Если сейчас начнем, к обеду кончим. Еще ведь рано, да?
– Куда торопиться-то? Все равно дождь. И откуда его принесло?
– Я еще вчера знал, что принесет, – сообщил Владик, вытаскивая дранки. – Думаешь, он надолго? Он скоро кончится, вот увидишь.
– Вчера знал? – удивился Генка. – И не сказал ничего.
Владик насторожился.
– Ты бы не обещал, что придешь, да?
– Ну вот… Чего это ты? – досадливо ответил Генка. – «Не обещал»! Из-за обещанья я, что ли, пришел?
– Я просто так… – негромко сказал Владик.
Генка, чтобы замять неловкий разговор, оглянулся: о чем бы спросить?
В углу, за диваном, он увидел большой черный футляр. Генка знал, что в таких футлярах носят баяны. Это, кстати, все, что он знал о баянах и вообще о музыке. Он был к ней равнодушен. Из всего, что за долгие столетия сочинили композиторы, Генка знал и любил две песни: «Эй, моряк, ты слишком долго плавал!..» и кубинский марш «Двадцать шестое июля».
Но сейчас надо было о чем-то заговорить, и Генка шагнул к баяну. Щелкнул по футляру и спросил:
– Твой инструмент?
Владик не ответил. Он стоял спиной к Генке, и в руках его громко шелестела бумага.
– Владик, твой баян? – переспросил Генка.
– Это аккордеон, – сказал Владик.