литератор, он не вызывает у меня восторга, прямо a* %, Хотя и резкого неприятия тоже не вызывает. Поэтому я индифферентен. Штильмарк? Ну, я знаю у Штильмарка две вещи: "Наследник из Калькутты" и "Повесть о Страннике Российском", так, по-моему, называется? Штильмарк мне нравится и его "Наследник из Калькутты"… Я помню, я был студентом, и мне надо было готовиться к экзаменам, по-моему, за четвёртый курс, а я вместо этого целую ночь читал запоем эту книгу, выменянную в магазине «Букинист» на какую-то другую… И сейчас иногда перечитываю, хотя, конечно, понимаю, что это, может быть, и не высокая классика в общепринятом понимании, но, с другой стороны, и «Мушкетёры» тоже не высокая классика, но это всё равно классика. И Штильмарк сделал очень много в русской приключенческой литературе. Что касается Булгакова — то это есть Булгаков, тут и говорить нечего, я когда прочитал, для начала, "Мастера и Маргариту", я был ошарашен, влюблён, поражён. Ю.Н. Кто из художников, иллюстрировавших ваши книги, как вам кажется, более других выразил суть ваших произведений? В.К. Очень по-разному — смотря какие книги брать. Ю.Н. Ну для примера, какие иллюстрации к конкретным книгам вы считаете удачными? В.К. Очень удачными мне, например, кажутся иллюстрации Стерлиговой к детгизовскому изданию "Летящих сказок". У неё очень много прекрасных иллюстраций. Что касается Медведева, то и у него очень много, но я бы взял, может быть, не всеми замеченные, в книжке "Возвращение клипера "Кречет"" его иллюстрации к повести "Оранжевый портрет с крапинками". Мне там очень понравились, чисто по портретам, какие-то вещи и настроение. Да не сочтите меня склонным к семейственности и пропаганде, но мне очень нравятся иллюстрации Павла Крапивина к "Голубятне на жёлтой поляне", никому не известные и никем не виденные. И.Г. То, что так и не вернулось? В.К. То, что так и не вернулось, что ушло на Украину (в Винницу. Прим. ред.) и там кануло. Одна надежда — что «Нижкнига» с ксероксов, с оставшихся копий, может быть, что-то попытается воспроизвести. Я понимаю, что это будет уже не стопроцентное воспроизведение. Но они, кстати говоря, сами признали, что это наилучший вариант иллюстраций к «Голубятне». Вы понимаете, у Павла в «Голубятне», по-моему, сосредоточилось самое лучшее. Он там работал от души. А ещё какие художники, я даже не знаю. Мне кажется, неплохие иллюстрации к повести "Та сторона, где ветер" Петровых. Это супруги, если не ошибаюсь. Я с ними не знаком, ничего о них не знаю, но вот иллюстрации мне нравятся. Ю.Н. Бывали ли случаи, когда вы бросали, а потом снова брались за повесть несколько раз? В.К. Почти постоянно. Ю.Н. Надолго были перерывы? В.К. Надолго. Иногда на год, на два. Знаете, может быть, в этом смысл есть, потому что начатая вещь, когда начинаешь рвать волосы, и думать, что ничего не получается, она должна отстояться. Потом, когда перечитываешь, действительно что-то вычёркиваешь, что-то исправляешь, а где-то какое-то рациональное зерно находишь и вытаскиваешь. Вот так у меня было с одной из последних вещей «Кораблики». Я её бросил где-то на год, а потом она как-то не отпустила от себя. Ю.Н. Не появлялось ли желание вернуться к некоторым из своих старых произведений? Имеется в виду, наверно, написать продолжения. В.К. Несколько раз появлялось, но ничего это не дало. Потому что в том ключе, как написаны те произведения, писать уже было трудно. Я думал сделать третью часть "Тени Каравеллы"… Уже не получится. А писать в ином ключе уже смысла нет. Поэтому я просто перешёл к автобиографическим вещам, где многое то же, но более честно и более прямо. Ю.Н. Тут вопрос такой, крайне нетривиальный: цель вашей жизни, на ваш взгляд, и многое ли вы уже успели? В.К. Ну какая цель жизни? Как, наверно, у каждого литератора книжки писать и сказать какое-то слово своё в русской литературе. Понимая всю ограниченность своих возможностей, понимая, что я не a$%+ n всего в тех масштабах, как хотелось бы, всё-таки что-то сказать и что-то сделать. Знаете, честно говоря, у меня нет такого ощущения, как говорят некоторые писатели, что кажется, что я только на подступах, что я не написал своей главной книги, что всё впереди. У меня такого нет. Мне кажется, что я всё-таки кое-что успел, потому что, если собрать всё вместе, то это будет томов пятнадцать полновесных. И говорить, что я ещё ничего не успел и на подступах, это было бы ненужное кокетство. Ну, а стремление всегда одно и то же: написать что-то новое и интересное, может быть, лучше, чем было, хотя, увы, далеко не всегда получается. И силы уже не те. И дело в том, что очень мешает писать обстановка в стране, и не тем, что плохо печатают, и прочее, а просто это ощущение какой-то неуверенности, полного наплевательства по отношению к человеку, беззакония дикого, непрочности бытия. Я вполне понимаю, например, Виктора Конецкого, который, в каком-то интервью, по-моему, с полгода назад, сказал, что он не может писать из-за такого состояния нашего общества. Просто это как-то давит и угнетает. Я понимаю, что, если идти по чёткой схеме, писатель сейчас должен возвысить свой голос на борьбу за справедливость, на защиту угнетённых и, наоборот, как-то собраться с силами. Это всё, конечно, так, но сейчас такое ощущение, что, как ты голос ни возвышай, не очень-то и слышат, вот в чём дело-то. Получается, что ты выходишь на высокую башню, как муэдзин, кричишь там над пустыми пространствами, надсаживаешься, а всем до лампочки. Я не перестаю работать, я стараюсь что-то делать, писать. Другое дело, что при этом едва ли может выйти книга, которая потрясёт читательские массы. Но работать надо. Ю.Н. Дальше начинаются уже более серьёзные вопросы. Какие проблемы современного детства видите вы? В.К. Современное детство? Это неприкаянность и беспризорность детей, заброшенность. Это глобальная проблема. Дети сейчас никому не нужны. Проблема делится на несколько подпроблем. Во-первых, беспризорность полная детей, которые болтаются по улицам и вынуждены, чтобы кормиться, совершать преступления. Это вообще, по моему, преступление взрослого общества против детей. Далее, скрытая безнадзорность, когда внешне дети живут с родителями, иногда даже не только с мамами, но и с папами, но фактически они никому не нужны, и тоже лишены всякого позитивного воздействия взрослых на себя. Им никто не говорит какие книжки читать, им никто не говорит как жить, их никто не пригревает дома, у них нет ощущения домашнего уюта, защищённости. И проблема колоссальной социальной расчленённости детей, ведь когда ты видишь на улице такого замурзанного босого пацана, явно не евшего дня два, и когда рядом идёт с мамой, с папой абсолютно отутюженное, сытое, гладкое, благополучное дитя, которое сейчас сядет в «Мерседес» и поедет покупать путёвку на Канарские острова… Извините меня, я, конечно, понимаю все пороки прежнего социалистического общества, но всё больше и больше начинаю вспоминать и думать о том, что были не только пороки, не только ужасные преступления, не только одни минусы, но были и какие-то достижения. Всё-таки общество это считало необходимым, хотя бы в своём ключе, но как-то воспитывать подрастающее поколение и заботиться о будущем. Сейчас этого нет совершенно. Ю.Н. Что нужно сделать государству, чтобы дети обрели детство: не торговали бы на улицах, учились бы в школах? Считаете ли вы необходимым возродить какие-нибудь детские объединения, организации, типа пионерии, скаутизма? Если да, то какие, в какой форме? Какие структуры, законы должны быть в государстве для защиты детства от насилия или равнодушия со стороны взрослых, даже родителей? В.К. Должен быть целый свод законов о детстве, которые охватывали бы всю сферу детской жизни. И об отношениях со взрослыми, и о правах детей, и об отношениях с родителями, и об образовании, которое, на мой взгляд, включая среднее, должно быть бесплатным и обязательным. И о том, какие наказания должны нести те взрослые, которые подвергают детей насилию или подвергают их бедам и опасностям в силу небрежения своими обязанностями как воспитателей (руководителей. То есть нужен комплекс законов, это первое. Второе: это должны быть законы, которые выполняются, ибо у нас множество неплохих законов, но никто не считает нужным их выполнять и никто не помнит. То есть законы — одна половина, а вторая — неукоснительное их выполнение. Если бы у нас ратифицированная нашей страной декларация о правах детей выполнялась, детям жилось бы совсем неплохо. Но никто же её не только не выполняет, никто, по-моему, о ней даже не помнит. А что касается детских организаций, то они действительно должны быть, всякие, какие угодно, и скаутские, и пионерские, потому что всякий ребёнок должен уметь ощущать себя в коллективе и чувствовать какую то ответственность за коллектив, и ощущать чувство локтя и чувство защищённости. И вообще, все дети стремятся как-то жить среди своих сверстников и видеть в этих сверстниках добрых товарищей. Не таких вот ощетиненных, уличных маленьких флибустьеров, которые готовы друг другу глотку перегрызть, а именно товарищей, которые его защитят. То есть организации, мне кажется, должны быть направлены на то, чтобы выявлять в детях наиболее добрые, позитивные свойства характера детского. Ю.Н. А где найти таких людей, которые бы этим занимались? В.К. Господи, где сначала найти такое правительство, которое взяло бы на себя труд составить, принять и выполнять законы о детстве?