а по отношению к человеку, беззакония дикого, непрочности бытия. Я вполне понимаю, например, Виктора Конецкого, который, в каком-то интервью, по-моему, с полгода назад, сказал, что он не может писать из-за такого состояния нашего общества. Просто это как-то давит и угнетает. Я понимаю, что, если идти по чёткой схеме, писатель сейчас должен возвысить свой голос на борьбу за справедливость, на защиту угнетённых и, наоборот, как-то собраться с силами. Это всё, конечно, так, но сейчас такое ощущение, что, как ты голос ни возвышай, не очень-то и слышат, вот в чём дело-то. Получается, что ты выходишь на высокую башню, как муэдзин, кричишь там над пустыми пространствами, надсаживаешься, а всем до лампочки. Я не перестаю работать, я стараюсь что-то делать, писать. Другое дело, что при этом едва ли может выйти книга, которая потрясёт читательские массы. Но работать надо. Ю.Н. Дальше начинаются уже более серьёзные вопросы. Какие проблемы современного детства видите вы? В.К. Современное детство? Это неприкаянность и беспризорность детей, заброшенность. Это глобальная проблема. Дети сейчас никому не нужны. Проблема делится на несколько подпроблем. Во-первых, беспризорность полная детей, которые болтаются по улицам и вынуждены, чтобы кормиться, совершать преступления. Это вообще, по моему, преступление взрослого общества против детей. Далее, скрытая безнадзорность, когда внешне дети живут с родителями, иногда даже не только с мамами, но и с папами, но фактически они никому не нужны, и тоже лишены всякого позитивного воздействия взрослых на себя. Им никто не говорит какие книжки читать, им никто не говорит как жить, их никто не пригревает дома, у них нет ощущения домашнего уюта, защищённости. И проблема колоссальной социальной расчленённости детей, ведь когда ты видишь на улице такого замурзанного босого пацана, явно не евшего дня два, и когда рядом идёт с мамой, с папой абсолютно отутюженное, сытое, гладкое, благополучное дитя, которое сейчас сядет в «Мерседес» и поедет покупать путёвку на Канарские острова… Извините меня, я, конечно, понимаю все пороки прежнего социалистического общества, но всё больше и больше начинаю вспоминать и думать о том, что были не только пороки, не только ужасные преступления, не только одни минусы, но были и какие-то достижения. Всё-таки общество это считало необходимым, хотя бы в своём ключе, но как-то воспитывать подрастающее поколение и заботиться о будущем. Сейчас этого нет совершенно. Ю.Н. Что нужно сделать государству, чтобы дети обрели детство: не торговали бы на улицах, учились бы в школах? Считаете ли вы необходимым возродить какие-нибудь детские объединения, организации, типа пионерии, скаутизма? Если да, то какие, в какой форме? Какие структуры, законы должны быть в государстве для защиты детства от насилия или равнодушия со стороны взрослых, даже родителей? В.К. Должен быть целый свод законов о детстве, которые охватывали бы всю сферу детской жизни. И об отношениях со взрослыми, и о правах детей, и об отношениях с родителями, и об образовании, которое, на мой взгляд, включая среднее, должно быть бесплатным и обязательным. И о том, какие наказания должны нести те взрослые, которые подвергают детей насилию или подвергают их бедам и опасностям в силу небрежения своими обязанностями как воспитателей (руководителей. То есть нужен комплекс законов, это первое. Второе: это должны быть законы, которые выполняются, ибо у нас множество неплохих законов, но никто не считает нужным их выполнять и никто не помнит. То есть законы — одна половина, а вторая — неукоснительное их выполнение. Если бы у нас ратифицированная нашей страной декларация о правах детей выполнялась, детям жилось бы совсем неплохо. Но никто же её не только не выполняет, никто, по-моему, о ней даже не помнит. А что касается детских организаций, то они действительно должны быть, всякие, какие угодно, и скаутские, и пионерские, потому что всякий ребёнок должен уметь ощущать себя в коллективе и чувствовать какую то ответственность за коллектив, и ощущать чувство локтя и чувство защищённости. И вообще, все дети стремятся как-то жить среди своих сверстников и видеть в этих сверстниках добрых товарищей. Не таких вот ощетиненных, уличных маленьких флибустьеров, которые готовы друг другу глотку перегрызть, а именно товарищей, которые его защитят. То есть организации, мне кажется, должны быть направлены на то, чтобы выявлять в детях наиболее добрые, позитивные свойства характера детского. Ю.Н. А где найти таких людей, которые бы этим занимались? В.К. Господи, где сначала найти такое правительство, которое взяло бы на себя труд составить, принять и выполнять законы о детстве? А люди — они такие всегда найдутся, но нужно, чтобы им не только не мешали — чтобы им помогали. Разве мало сейчас энтузиастов, которые на свои последние деньги пытаются создавать какие-то приюты для этих несчастных ребятишек, которые пытаются что-то делать, создавать какие-то организации, кого-то спасать, а их преследуют, их обвиняют, их разгоняют, их запрещают. Боже ж ты мой! Ю.Н. Насколько, на ваш взгляд, остра проблема разобщённости, непонимания, потери духовного контакта между детьми и их родителями? Похоже, что такая проблема почти во всех семьях. В.К. Не во всех, наверно, но больше, чем в половине, безусловно. Это ведёт к деградации общества и оттягивает на неопределённые сроки те времена, когда, как хочется надеяться, наша страна начнёт возрождаться и как-то стабилизироваться. Потому что экономика экономикой, но отношения между людьми — это всё-таки главное. Пока нет здоровых, нормальных отношений между людьми, между взрослыми и детьми, общество не может быть здоровым. А нездоровое общество здоровую экономику и здоровую страну построить не сможет. Это же элементарно. Ю.Н. Считаете ли вы, что проблему эту необходимо решать не с детьми, а со взрослыми? Как? В.К. Прежде всего, конечно, со взрослыми. Дети — общество, класс, что ли, зависимый, подчинённый, он сам ничего не решит, сколько бы, так сказать, не боролись за воспитание самостоятельности и демократизма в детских душах, дети всё-таки требуют заботы, они не могут себя прокормить и организовать. Ю.Н. Имеется в виду проблема именно одиночества детей, отношений детей и родителей. В.К. Одиночество детей начинается именно там, где на них плюют взрослые: родители, наставники. Там и одиночество. Если ребёнок приходит домой, к нормальному отцу и матери, к братьям и сёстрам, и знает, что это добрый дом, где на него не будут кричать, не будут выгонять, не будут допрашивать, не будут лупить, не будут упрекать, а скажут: садись, расскажи, чем занимался, садись завтракать, что у тебя хорошего? давай посидим вместе, давай подумаем. Если у него есть такой дом, такая защита, то это нормальный ребёнок, и у него нормальная душа будет. Ю.Н. Дело в том, что часто семьи внешне благополучны, и там и не пьют, и всё вроде нормально, и отношения внешне нормальны, но и там нет… В.К. В таком случае, это псевдоблагополучные семьи. Это тоже наша проблема. Ю.Н. Нужно ли коренным образом менять систему обучения, образования? В.К. Сейчас столько систем обучения, образования, что я даже не знаю… Я считаю, что мы должны вернуться к тому, что было в пятидесятых годах. Пусть будут какие-то отдельные элитарные школы, #(,- ((, частные, всё прочее, но должна быть в то же время единая государственная общая школа, куда ребёнок может прийти в первом классе, и его не прогонят, его примут без всякого тестирования, без отфутболивания в другую школу, чтобы он мог прийти по месту жительства и учиться там в обязательном порядке и бесплатно 10 лет. Как бы ни ругали нашу советскую систему образования, но она была одной из лучших в мире, когда она была бесплатной, обязательной и давала прекрасные результаты. И вузы наши были прекрасные. А то стали бороться с идеологизацией образования и выплеснули всё. Мол, и вся школа плохая. А ведь и знания давали неплохие, и главное, что люди-то выходили образованные, и общество было образованным. А сейчас пожалуйста, сколько их болтается, неучащихся ребят? Мы же растим целый класс люмпенов. Ю.Н. Образование, конечно, я согласен, было хорошее. Но вот в плане воспитания много ли оно давало? В.К. В плане воспитания, конечно, брешей хватало. Но как ни странно, может быть, в силу того, что коллективы ребячьи вынуждены были солидаризироваться в своей борьбе с тупоумными наставниками, классы были дружнее, и не было там ни рвачества, ни спекуляции, ни предательства, и никто не брал деньги за подсказку на уроках. И не давали в обиду хулиганам своих одноклассников, и дружба была какая то, и была романтика школьных вечеров. Всё это тоже было. Ю.Н. По моим воспоминаниям, деньги за подсказки не брали, но насчёт большой дружбы… В.К. Это, понимаете, разные года, я-то имею в виду пятидесятые годы. И.Г. Это всё индивидуально было. И по школам по-разному… В.К. В любом случае, были дружнее, и как-то… того кошмара не было, такого, как сейчас. По крайней мере, не приходилось дежурных милиционеров в вестибюлях выставлять. Ю.Н. Насчёт наставников: каким должен быть учитель в школе? Сейчас большинство учителей, похоже, недостойно носить это имя, если с большой буквы писать. В.К. Ну, какой учитель… Разбирать, что ли, целую схему его психологических, профессиональных, душевных и прочих качеств? Хороший человек должен быть, должен относиться по-доброму к детям.