– Того, что это случится вновь?
Она покивала и я прижал ее голову к своей груди.
– Я обещаю тебе, моя дорогая, что бы ни случилось я буду рядом! Я никогда не оставлю тебя, родная. Я буду сильным.
Анна стискивала зубы и сжимала меня все крепче.
– Я люблю тебя, Анна.
– А я люблю тебя…
– Эй, а посмотри на меня.
Она взглянула и я видел в ней совершенство. Как же изысканно годы красят ее лицо. Ее багровые щеки хочется расцеловать, прижать к своим щекам и никогда не отпускать.
– Смотрю на тебя, и так и хочется взять билеты и улететь в Париж.
– В Париж? – она была похожа на маленькую девочку, которой предлагают игрушку.
– Да, в Париж.
– Ты не шутишь?
Я покачал головой и она повалилась на меня, сжимая мои ребра до хруста. Мы стояли среди заледеневшей улицы, медленно таявшей под теплыми лучами солнца, и понимали, что это – наш с ней ледяной дворец.
7
Густые темные тучи дарили мне слабое пристрастие к алкоголю, не знаю почему, но мне стало приятно проводить время в компании самого себя. Все чаще мой бокал наполняло красное вино, и мне нравилось это. Компания Анны ничуть мне не осточертела, однако остаться наедине с собственными мыслями казалось хорошей идеей, даже потрясающей. Я ни о чем не думал, просто глядел в никуда и наслаждался самим мгновеньем. Все, что было передо мной, растворялось в пьяном тумане, а на утро я снова трезвел и все отчетливо видел. Однажды проснувшись, я обнаружил, что туман не покидает поле моего зрения, и тогда я понял, что теряю его. С тех пор в моей жизни появились очки. Я не хотел мириться с этим, но потеря зрения являла мне куда худший кошмар, нежели линзы в металлической оправе.
Свое обещание жене я стремился крепко держать. В нашей копилке хранилось все больше денег, имеющих своей целью путешествие в город любви. Еще парочка недель, и мы встретимся под Эйфелевой башней, целуя друг друга в губы.
– Тебе идут очки, – однажды сказала Анна.
– С ними я становлюсь старше на двадцать лет.
– Ты становишься солидным мужчиной. С таким хочется провести свою жизнь.
– То есть без очков у меня нет шансов? – спросил я.
– Конечно есть, но если ты полностью ослепнешь, то не сможешь узнать, рядом я или нет.
Мы посмеялись и сели ужинать. Наш крохотный островок становился крепче.
Когда мы легли в постель, Анна разделила со мной бутылку вина, и мы уснули. Мне снился странный сон. Как минимум потому, что я уже очень давно их не видел, а как максимум – потому что он был очень реальным.
Не стану смело утверждать, но мне снилась идея – идея о поиске чего-то, что подарит мне счастье. Я помню, как черные тучи покрывали безлюдный город и вспышки молний озаряли его белизной. Помню босые ноги, целенаправленно несущие меня в одну лишь сторону, неподвластные контролю, будто у них была своя душа. Чувство мокрой земли прокрадывалось между пальцами, и холод, совершенно пустой и чуждый, покрывал мое тело полностью. В моей голове крутилось одно лишь слово. Одно пустое, ничего не значащее слово, и я пытался найти его. Я помню вывески, в которых чего-то не хватало, помню силуэты, напоминающие о худшем. Я мог собрать воедино этот пазл, но мне становилось страшно.
В оледенелом теле немели конечности, немел рассудок и здравомыслие. И вот я проснулся.
Посреди мрачного кладбища, в глубине самой ночи, продрогший до костей и ничего не осознающий. Кончики пальцев рук беспощадно горели, а из-под грязных ногтей сочилась кровь. Я чувствовал боль, какую не чувствовал ранее.
Щуря глаза, я начал собирать картинку воедино, и приглядевшись понял, что за вывески смущали меня весь сон. Эпитафии мертвецов. Они были всюду. И они не имели лишь одного – жизни. Мои втоптанные в землю ноги сгибали пальцы, но я не чувствовал рыхлости под собой, а чувствовал твердую поверхность. Тогда до меня дошло. Ночью, когда все спали, я прямиком из постели отправился на кладбище и начал рыть могилу. Твердая поверхность мод ногами – гроб. Мне не нужно было думать, чтобы узнать чей. Я знал, что это гроб Марты и ее дочери Кейт.
Меня накрыло чувство тяжкой вины, непереносимого греха, будто жить после этого я уже не смогу. Я не мог простить себе этого, не мог вернуться домой. Гремящее небо ударяло градом в мое лицо. Я снова сходил с ума, снова превращался в безумца…
Я смотрел на поверхность гроба, и мне хотелось его открыть. Затем в паре кварталов ударила молния, ослепив меня.
Утром я проснулся в своей постели. До смерти уставший и изнеможенный. Все произошедшее ночью казалось выдумкой, но изодранные на пальцах рук ногти твердили мне правду, которую невозможно было отрицать. Соврав самому себе, что это – всего лишь сон, я продолжил день, не пытаясь найти объяснение боли в своих руках.