- Согласен, - кивнул Папаша. - Чертовски верное замечание… - добавил он уже тише.
Слова его утонули в грохоте - двое загорелых, мускулистых рабочих в ярких комбинезонах прикатили к бару компрессор, и теперь один из них отбойным молотком вгрызался в жаркий асфальт, а другой, совсем еще молодой парень, ломом расширял ползущие трещины. Стояла середина сентября, однако солнце изливалось на землю с такой безудержной щедростью, что жители окрестных домов по одному выбирались на улицу, захватив с собой покрывала, и располагались отдыхать на газоне, не обращая внимания на шум компрессора. Иногда рабочие делали перекур: тогда в дрожащем от знойного марева воздухе воцарялась тишина, и было слышно лишь, как где-то вдали ухала штука, забивающая сваи: гулкие мерные удары - дууудж-туу… долгая выжидающая пауза… дууудж-туу.
- Хорошие девочки кушают дома! - раздался рядом с Папашей чей-то раздраженный голос.
Крупная женщина с искаженным от злости лицом тащила за собой сопротивляющуюся девочку, скорее всего, свою дочь. Пухлые ножки в белых гольфах, щеки с неравномерным здоровым румянцем. Даже чересчур здоровым, такой почему-то всегда раздражает. Девочка уже растянула рот в беззвучной обиженной гримасе, подразумевающей отчаянный громогласный вопль секунды через три-четыре, однако компрессор успел зареветь раньше нее.
- Хорошие девочки - кушают дома. А плохие девочки, значит, кушают везде… - рассудительно заключил Папаша.
Плохих девочек на газоне оказалось немало. У них были бутерброды со свежими листьями салата и куриным мясом: белым и упругим темным. И пупырчатые огурцы, разрезанные надвое и иссеченные лесенкой неглубоких надрезов - чтобы соль лучше впиталась в водянистую мякоть. У плохих девочек было все: молодость, солнце и чужие нескромные взгляды. У некоторых даже было пиво.
Одна из плохих девочек безвольно лежала на траве и смотрела на этикетку зеленой литровой бутылки Sprite, на треть еще полной нагревшегося от солнца лимонада с почти выдохшимися пузырьками. Ей очень хотелось пить, но солнечная лень настолько завладела ее телом, что даже думать о том, чтобы подняться, открыть бутылку, сделать глоток… нет, даже думать об этом было немыслимо. Плохая девочка чуть подтянулась и ткнулась носом в Sprite. Пить от этого меньше хотеться не стало, зато бутылка потеряла равновесие и покатилась по траве. Плохая девочка успела схватить ее дно зубами, несколько раз укусила, снова ткнулась носом - нет, безрезультатно, до лимонада так было не добраться.
Дууудж-туу! - ударила свая.
Папаша все шел и шел вперед, он миновал сначала первый перекресток, затем второй. Никто не видел этого, но он шел не по городу, а по пустыне, зачерпывая разбитыми за годы путешествия ботинками горячий песок. Он обманывал тело, уговаривая его, что пройдет еще чуть-чуть - и упадет вон у того скелета верблюда, виднеющегося вдали, но, добираясь до него, не останавливался, а шел дальше, выбирая новый ориентир: светофор или занесенную песком бутылку, в которой не оказывалось ничего стоящего, кроме джинна, который с хохотом уносился в небо, проглатывая по пути солнце и звезды. И каждый раз тело вновь верило и давало новых сил. Папаша шел сквозь пыльную бурю, прикрываясь рукой от искушений, которые многокилометровыми караванами шествовали мимо, как облаком, окутанные мириадами тончайших перышек соблазна.
Перышки щекотали ноздри, попадая в кровь, ласкали кожу, и все труднее было устоять перед призраками смуглых тонкобедрых танцовщиц и сладчайшим вином, перед смехом давно забытых друзей и музыкой богов, чарующей слух тончайшими переливами - все было рядом: достаточно только свернуть с дороги и упасть в канаву. Однако ничто не могло соблазнить Папашу Греза - от него одного сейчас зависела судьба мира. Он один знал, что нужно делать. Он совершал подвиг. От умиления к самому себе на глазах у Папаши выступили слезы. Все, о чем люди мечтали с начала времен, было там - в деревянном домике с вывеской «ПРОДУКТЫ». Папашу озарило сразу же, как только он увидел ее.
- Мужчина, вам чего? - спросил уставший голос из-за кассы.
- Мне?.. Мне, пожалуйста, чтобы все на свете стали счастливыми, чтобы люди дружили между собой, чтобы не было боли, скуки и страдания, чтобы…
- Семьдесят пять рублей, - оборвала его продавщица.
- У меня только двадцать.
Продавщица пожала плечами:- Ничем не могу помочь…
Дууудж-туу… Дууудж-туу…
Автобус бесшумно причалил к остановке под грохот отбойного молотка. Тима несколько раз ущипнул затекшую в долгой поездке ногу, вдохнул свежий воздух, который хлынул из открывшейся двери в салон, полный бензиновых паров и неприятного запаха кожаных сидений, нагревшихся в пути. Недовольно посмотрел на молодого человека, который сидел впереди вполоборота и не сводил глаз с Риты.
- Телефон я не могу оставить, потому что у нас его нет, - сказала та. - Это очень неприятно, когда кто угодно может позвонить в любой момент. Отвратительное ощущение. А что касается женщин. я рекомендую вам с ними не связываться - пустая трата времени, тем более что у вас не так уж много его осталось. Вы знаете, что скоро умрете?
- Нет, - улыбнулся молодой человек, - и сколько же мне осталось?
- Два-три месяца. Насильственная смерть вдали от дома. Но если уж вам так нужны напоследок женщины - нет ничего проще. Послушайте лекции в планетарии, купите несколько книг по астрономии, карту звездного неба. Потом езжайте куда-нибудь на юг. Представьте: вы сидите с женщиной на пляже, рассказываете ей про звезды, ваши губы рядом… Очень удобно. Хотя вообще-то вам нужны не женщины, вам нужно как можно скорее ехать в Афганистан.