– Да уж… – мечтательно протягивает Даня. – Прозрачный такой супчик, с морковью, с лучком…
– Данюша! С днем тебя, дружище! Ого, какой костюм классный! На Ленфильме взял?
– Типа того…
– Эх, Данька! Данька! Бледный какой стал, тощий… Убьет тебя этот Ленинград, попомни мои слова. Город мертвяков и вечной депрессии… Ну, серьезно, едешь по Невскому, а там из окон привидения в париках выглядывают, канделябрами машут. Слушай, ты жрать, наверное, хочешь, а?
– Ну, не то чтобы очень… – жмется Даня.
– Хочет-хочет! – вмешивается Рита. – Он уже месяц одну яичницу ест.
– Нет, старик, так нельзя! Пойдем! Пойдем, говорю, я угощаю. А, черт, совсем забыл, память ни к черту… Друзья, знакомьтесь, это Алиса.
– Привет, Алиса! – хмуро машет рукой Даня. Девушка опускает глаза.
– Господи, злой-то какой, – с притворной грустью вздыхает Сидней. – Вот что: потом, знакомиться потом будете, а сейчас Данюшу надо срочно покормить, пока он нас всех не съел! Идем все за мной, как утята за уточкой, кря-кря. Аххахах. Так, утятки, взялись за руки, то есть за лапы, поплыли!
Сидней своим огромным телом, как ледоколом, ирезается в толпу, стоящую у канатов, пробивается к входу, на буксире тащит за собой друзей. – Добрый вечер! – приветствует их Толстяк Пол, шевеля полными влажными губами. В руках у него распечатка с фамилиями, большая часть уже вычеркнута. – Вы в списке гостей?
– Конечно! – Сидней скользит цепким взглядом по сегодняшней афише. – Мы – «Неунывающие Имбецилы». Я – Евгений Макаенко, а вот это, – Сидней неопределенно машет рукой в сторону стоящих за ним друзей, – это… как его там…
– Игорь Лисник… – шепотом подсказывает писатель.
– А, ну да, Игорь Лисник…
– Все вот эти 4 человека – это Игорь Лисник?
– Разумеется! – Сидней нетерпеливо приподнимает канат…Толстяк Пол внимательно изучает Даню, который по-прежнему обвязан динамитом, как безумная новогодняя елка.
– Это маскарадный костюм, – ловит взгляд администратора Сидней. – Парень немножко аут. Думал, что сейчас Хеллоуин! Знаете, эти писатели – они все чуть-чуть… – не найдя подходящего слова, Сидней выразительно вращает пальцами у правого виска, будто откручивая и вынимая из патрона невидимую лампочку.
– Проходите… Стоп, а ты куда? – Толстяк Пол останавливает Тиму.
– Сынишка мой, – Сидней обнимает мальчика. – Пора пацана в бизнес вводить, с нужными людьми знакомить.
– Понятно. На втором этаже есть видеоигры…
Перед вешалками с одеждой пританцовывает гардеробщик. Завидев Никитина, он расплывается в широкой улыбке:
– Сюда, давайте сюда, мальчишки, сейчас я вас повешу…
– Я, пожалуй, тоже разденусь, – Даня стаскивает с себя кольчугу из динамита и отдает ее гардеробщику.
Друзья поднимаются по длинной винтовой лестнице. На втором этаже человек в белом костюме и ковбойской шляпе поливает танцующую толпу пеной из старинной пушки.
– Больше пены! Больше пены! – кричит в микрофон МС.
Люди в костюмах плещутся в надувном бассейне вместе со стриптизершами. Все прыгают по колено в пене, поднимают ее горстями с пола и швыряют друг в друга.
– А теперь ваши любимчики!!! DJ VITAMIN и группа «НЕУНЫВАЮЩИЕ ИМБЕЦИЛЫ» со своим суперхитом «ИГОРЬ ЛИСНИК ЖЕЛАЕТ ВЫПИТЬ».
На залитую пеной сцену выбегает человек, одетый в костюм волосатого огурца.
– Давайте выше поднимемся, – предлагает Рита. – Мы здесь намокнем.
Мимо них скатывается по лестнице высокий полный мужчина в яркой оранжевой футболке и широких штанах. Пушистая прическа-одуванчик немного помялась о ступеньки, но все же сохранила свой неповторимый объем.
– Хотя на третьем этаже, наверное, тоже не лучше…
– Не обязательно, – говорит Никитин, – это просто финн был.
– Нужно запретить финнам приезжать в Петербург, – говорит Рита. – Как они запретили Дональда.
– Какого еще Дональда?
– Утенка Дональда, из мультика.
– А они его разве запретили?
– Конечно. Запретили на территории Финляндии, потому что Дональд не носил штанов.
– Так он же утка, зачем утке штаны?
– Ну, вот Микки Маус носил. А Дональд – нет. А значит, он падшая развращенная утка, и детям Финляндии такие не нужны. Так что можно совершенно спокойно под тем же предлогом запретить финнов в Петербурге.
На третьем этаже действительно относительно спокойно. Зал оформлен в нарочитом стиле рюмочной: столики застелены газетами, вместо пепельниц – пустые банки из-под кильки в томатном соусе.
Они садятся в углу. Даня стучит пальцами по поверхности стола в такт музыке – не знает, куда деть руки, ему почему-то неловко и неуютно. Из водорослей появляется официант:
– Добрый вечер!
– Привет! – отвечает Сидней, придвигая к себе поближе меню. – Так, кто что будет есть?
– Я ничего не буду! – говорит Рита. – Только красное вино!
– А я кока-колу.
– А ты, Даня?
– Мне утиный суп, чай… Или нет, утиный суп не нужно, лучше мисо с крабом и суши еще, вот этот вот набор.
– Обожаю японцев, – говорит Сидней. – Так лихо развести весь мир. Мисо с крабом, как звучит-то, а? А на самом деле – обычная рыбацкая похлебка из полуголодной деревеньки на богом забытом острове. Им даже дров жалко было, вот и стали сырую рыбу жрать. А весь мир за ними повторяет. По привычке, ведь самые крутые штуки – всегда японские. А все потому, что у японцев маленькие члены…
– Почему маленькие? – удивляется Рита. – Ну, я не знаю, может, большие, какая разница…
– Кхм-кхм… – пытается обратить на себя внимание официант.
– Ладно, Алиса, а ты что будешь? – спрашивает Сидней. – Мне, пожалуйста, персиковый сок и салат из морепродуктов.
– Понятно. А мне тогда то же самое, что и Дане, отбивную из ропана плюс еще два вот этих салатика и водочку. И еще две бутылки шампанского, день рождения все-таки…
Писатель по-прежнему нервничает. Чтобы успокоиться, начинает гладить себя по коротким отрастающим волоскам на побритой недавно наголо голове. Мягкая щетина щекочет кожу, прижатые волоски медленно распрямляются, наэлектризовывая мозг. Недавно у него появилось еще одно развлечение – трогать кончиком языка острый край сколовшегося зуба. Только вот язык постепенно стирается до крови и болит, если есть соленое.
– Даня, что с тобой? – спрашивает Сидней.
– Зуб скололся. Завтра схожу к врачу.
– А ты знаешь, что электрический стул изобрел стоматолог? – спрашивает Рита. – В дантисты идут не просто ради денег, эти люди – настоящие фанатики. Гестапо на тридцать процентов состояло из стоматологов…
За соседним столиком сидят двое мужчин. Оба как зеркальные отражения друг друга: в безразмерных свитерах с ромбами и высоким горлом. Усы, очки, бородки, опухшие от алкоголя лица.
– Аркаша… Ты гений! – торжественно объявляет один из ромбов.
– Чушь! – сердится второй. – Это ты гений!
– Ну, хорошо: и я гений, и ты гений!
– Друзья твои? – спрашивает писателя Тима.
– Смеешься, что ли! – Рита дарит писателю стервозную улыбку. – Единственные Данины друзья – это гормональные антидепрессанты! Правда, лапка?
– Лапка рельеф… – задумчиво произносит Даня, ни к кому не обращаясь.
Сидней хмурится и грозит Рите кулаком:
– Гады вы все-таки! У человека день рождения, а вы ему хамите, как последние скоты! О, а вот и наша водочка приплыла… – Он разливает водку по стопкам, одну из них протягивает Дане.
– Нет-нет! – качает головой тот. – Я не пью!
– Почему? – удивляется Сидней. – Ты же писатель! Все писатели пьют!
– Не знаю… Мне больше трезвым нравится быть, я чай пью. И к тому же у меня в последнее время печень как-то странно чешется…
– Ну, если печень чешется, значит, по крайней мере, она у тебя еще есть, – философски замечает Рита.
– Золотые слова! – радуется Сидней, сдирая фольгу с бутылки из-под шампанского.
Пробка выстреливает в потолок.
– Ну что, пумс-пумс, кролики! – Сидней поднимает свою стопку.