Иван
(в отчаянии падает ниц перед Петром).
Государь! Милости великой прошу! Боярыня, дозволь холопу твоему с господином в чужие края отбыть. Мне здесь не жизнь будет ныне, сердце на части рвётся, свет затмился. Отпусти, государь… (Плачет.)
Пётр.
Глядите, бояре! От хозяина ни на шаг! Сие есть любовь преданная. Если бы я в вас столь усердных слуг имел, как Антон в сём слуге, с превеликой лёгкостью замыслы бы свои подвигнул.
Добро! Никто ему в сём не мешай!
Боярыня! Хозяйка — ты. Решай!
Такую верность сыщешь ли в Европе?
Ненила.
Ты — царь! Ты есть над нами господин.
Уж коль от матери родной отторгнут сын,
Она не станет плакать о холопе.
(Спешно уходит с сыном.)
Акакий
(вслед).
Не сетуй, матушка! Вернёт сынка Париж.
Сама царя же поблагодаришь!
Пётр
(Ивану).
Законник! Марш домой и до зари
Хозяина в дорогу собери!
Иван, как безумный, бежит к выходу. На авансцене его встречает счастливая Люба.
Люба.
Иван! Мой любимый! Куда же ты?
Иван.
Прочь!
Бегу из постылого места.
(Горько.)
Живи-ка счастливо, купецкая дочь,
Боярского сына невеста!
Люба.
О чём говоришь? Ничего не понять!
Иван.
Пируй же, красавица, с ними!
Ты сердце холопа легко променять
Сумела на знатное имя.
(Отстраняет Любу.)
Люба.
Скажи хоть, какая за мною вина?
Какая стряслась перемена?
Иван.
Прощай! И вся жизнь мне отныне черна,
Как чёрная эта измена!
(Убегает.)
Люба.
Голова кругом идёт. Каждое слово его, как нож острый. Куда он? Что случилось?
Смуров
(окончательно охмелевший, приплясывая, подходит к Любе).
Ах, ты, дочка, дочка, дочка,
Ну и счастье, ну и ночка!
В чистом небе ясный гром!
Ах, ты, Люба!
Люба, Люба!
То-то радостно да любо,
Кем просватана? Царём!
Люба
(на музыке).
Батюшка! Стряхните хмель! От сего мгновения вся жизнь моя зависима. Отвечайте, за кого меня государь просватал?
Смуров
(приплясывая).
Ах, ты, хитрая,
Коварнейшая дочь!
Над отцом шутить,
Проказница, непрочь.
За кого скажи ей?
Вот тебе и на!
(Успокоительно).
За любовь твою —
Антона Свиньина.
Люба, как подкошенная, опускается наземь. Смуров растерян и испуган. С него сразу слетает хмель.
Люба! Любушка! Что с тобой? Доченька… Очнись!
Очнись…
Пауза. Тишина, и вдруг в неё под бурную музыку
врываются раскаты смеха пирующих и хор захмелевших голосов.
Хор.
Двадцать два матроса,
Юнга и кок,
Все рыжеволосы,
Плыли на восток.
Трое суток буря выла,
Палубу водой покрыло,
Шкипера волною смыло,
Боцмана доской убило.
Но плывут, держась за тросы,
Прямо на восток
Двадцать два матроса,
Юнга и кок.
ЗАНАВЕС
АКТ ВТОРОЙ
Перед поднятием занавеса — музыкальная интродукция, предполагающая весёлую, предпраздничную суету на сцене. Идёт занавес.
Сцена представляет собой двухсветную залу-столовую в гостинице «Лев и Кастрюля», которую содержит мадам Ниниш, разбитная и пышная трактирщица, лет 38—40. Внизу столовая со стойкой, тяжёлыми столами, на задней стене «герб» заведения: лев с кастрюлей. На высоте двух человеческих ростов зала окаймлена узенькой галлереей, на которую выходят двери отдельных комнат второго этажа. Лестницы с двух сторон галлереи ведут на авансцену.