Роль Ивана в четвёртом акте ясна и не представляет больших трудностей для исполнителя. Здесь важно правильное истолкование и подача трёх ключевых фраз, первая из них: «Теперь — всё. государь» (когда Люба опустила голову к нему на плечо). Она должна быть произнесена спокойно, как деловой отчёт.
Вторая фраза: «Уволь, государь! Что я с таким делать буду?» — выражает испуг перед тем, что ему првдется возиться с оболтусом Антоном как матросом своего экипажа.. Кроме того, Иван понимает, что ему, бывшему крепостному, дворяне не простят такого унижения человека их среды. Поэтому, под предлогом непригодности Антона, Иван отклоняет неудобную ему ситуацию. Следовательно, испуг этот нарочито комический.
Третья фраза: «Какая Русь мне родина?!» — самая важная и значительная во всей роли Ивана, поэтому она должна быть самой горячей и искренней. В ней и в её продолжении — весь Иван.
ЛЮБА. Это умная русская девушка, воспитанная на воле, а не взаперти, в терему. Она своевольна и свободно распоряжается своим сердцем. Она любит того, кто ей по душе, кого она сама избрала, несмотря на то, что отлично понимает неравенство с ней возлюбленного. У неё сильный характер. Она цмеет быть преданно любящей, но не покорной,
ГЛИКЕРИЯ — во всём полная противоположность Любе. Особенно необходимо актрисе подчеркнуть, что из-под внешней «ультраевропейской» оболочки выпирает вульгарное, безграмотное нутро тупой купеческой дочки, гонящейся исключительно за внешним лоском. Её ограниченность сродни Антону Свиньину. В четвёртом акте она уводит Антона, как бычка на верёвочке, как свою полную собственность.
ЖЕРМЕНА ни в коем случае не кокотка. Это придворная фаворитка, в стиле Помпадур, достаточно известная и родовитая для того, чтобы иметь право выбирать возлюбленных и бросать их. Иван — первый мужчина, не упавший к её ногам. Возможно, что она полюбила бы его по-настоящему, навеки. Но обман, сделавший её посмешищем русских дворян, всколыхнул её гордость. В лице Ивана она чувствует сильного, умного, непримиримого и в то же время благородного противника, бороться с которым ей нелегко. От этого ещё сильнее страдают её самолюбие и гордость. Её последний удар, нанесённый Ивану, вызван не сознанием её превосходства над ним, а, наоборот, сознанием своего бессилия. Тем более из Жермены не надо делать своенравной «барыни». Её фраза: «То, что меня целовал мужик, я бы «как-нибудь перенесла, ио что от меня отказался мужик — это нестерпимо» и является ключом к её (поведению в финале акта. Её легкомыслие должно быть очаровательным, проникнутым «культом любви XVIII века», о котором нам повествуют бытописатели этой эпохи.
Таковы мои пожелания в отношении трактовки образов.
Николай Адуев