На улице было свежо. Вадим достал сигарету из пачки, потянулся было за зажигалкой, но Семен вдруг вспыхнул спичкой прямо перед носом. Вадим кивнул и подкурился. Семен достал самокрутку, подкурился догорающей спичкой и плюнул в снег.
– Не слишком ли громко мы обсуждаем власть среди толп наших подопечных? – Семен прищурился и посмотрел на небо, где из-за огней большого города совсем не было видно звезд.
– Ты не думал о том, чтобы уйти? – Вадим крутил сигарету в желтых пальцах от волнения из-за того, что решился вдруг поделиться сокровенным.
– Куда?
– Я не знаю. Тебе еще не надоело? Я одиннадцать лет работаю главным редактором, а девять из них делаю то, что говорит Госсовет. Мы выполняем эти идеологические заказы, преобразовываем мышление… Во что превращается мир? Мы теперь делаем все одним выставленным вперед запястьем. За нашими гормонами следят. Каждый человек в Общей России – просто винтик гигантской машины, о цели которой мы можем только догадываться. Помнишь, как все было легко тогда, когда мы не знали, как оформить что-то через Госуслуги или стояли в очередях в банках? Теперь же все упростили, идентификацию проходить не нужно – мы проходим ее каждое мгновение нашей жизни, но… но легче не стало.
– Об этой тайне знает человек сто, – Семен затянулся настоящим табаком. – Ты мучаешься от знания правды, поэтому и говорят: меньше знаешь, крепче спишь.
– Я понимаю… Но ты никогда не думал о том, какая все же цель у Госсовета? Какая цель у Самого?
– Он сидит в своей геленджикской резиденции и наслаждается властью, разве не так? – Семен усмехнулся. – Поставил марионеток для отвлечения внимания и развлекается.
– И эта цель – наслаждение? Власть ради самой власти?
Семен сжал губы, немного подумал:
– Да, думаю… да.
– Тогда это очень глупо.
– А разве у государства должна быть цель? Всеобщее благо? Общественный договор? Коммунизм?
– Эх… Наверное, Сопротивление поняло, что света в конце нашего тоннеля нет.
– Сопротивление? – Семен снова плюнул. – Думаешь, оно существует?
Вадим пожал плечами:
– Мне все же нужно попробовать уйти. Жизнь с каждым днем все темнее и темнее. Почти каждый день Первая Полиция проводит у нас проверки. Нужно угадать день, когда проверки не будет, а это с большой вероятностью день после предыдущей проверки… Тогда я смогу выиграть время…
– Смелый ты. Вот так уйти, бросив все. Вряд ли в нашем положении это возможно. Ты ведь не главный редактор “Российской газеты”, ты глава всех социальных инженеров страны, ты главный редактор умов… ты мозг государственной пропаганды.
– Да, наша “Газета” – это уже давно не газета, и даже не организация. Именно поэтому нам так доверяют. Именно поэтому у нас больше шансов, чем у остальных.
– Меня все устраивает, – Семен докурил самокрутку до фильтра и бросил в урну. – Я тут останусь, может с редактора еще поднимусь до зама, если Женя станет главным, когда ты уйдешь.
Вадим нервно рассмеялся:
– Я тебе только поведал свои мысли, а ты уже… придумал все после моего ухода.
– Ты должен попробовать. Будь я посмелее, я бы тоже сбежал куда-нибудь в лес. Избавился бы от чипа… срубил бы избу… да и зажил припеваючи.
– Я так не хочу. Мне нужно найти тех, кто думает так же, как я.
– Ну ведь это мы, – Семен кивнул на бар. – Мы ведь думаем о том же.
– Только боитесь говорить что-то против. Держитесь за свое место.
– Конечно. Впасть сейчас в немилость – это смертный приговор.
Ищите и найдете
Вадим однажды впал в немилость. Свой самый главный грех перед государством он помнил хорошо. В Общей России главными преступлениями теперь становились преступления идеологические – не нравился режим, его методы, его правила или его защитники. Тех, кто выходил на демонстрации против выборов, бастовал против чипизации, против отмены физической валюты, совершал акты терроризма против общественной глобализации – всех отправляли либо на каторгу, либо на перевоспитание.