Ирина быстро сбросила одеяло, зажгла лампу и с лихорадочной поспешностью стала одеваться.
Еще одеваясь, она поняла, что, если сейчас побежит к Борису – среди ночи и только что похоронив отца, – это вызовет всеобщее негодование. Но она была уже не в силах одна бороться со своими мыслями, становившимися все более мучительными. Ирина знала, что если она останется в своей комнатке, то проведет ночь без сна, в нравственных терзаниях, а утром встанет с постели еще более ослабевшей, еще менее способной справиться с хаосом, который сейчас бушевал в ее душе и грозил надолго отравить ей спокойные дни, на которые она вправе была рассчитывать после того, как одержала победу, после того, как вошла в новый, блестящий и могущественный мир. Скорее к Борису!.. Скорее к тому, кого она любит, чтобы спастись в этот поздний час от одиночества, страха, душевной слабости, чтобы успокоиться после небывалого нервного потрясения. Ирина погасила лампу и медленно, стараясь не шуметь, вышла в коридор. На нее пахнуло тяжелым, спертым воздухом. Духота, запах потных, разгоряченных тел, храп спящих показались ей отвратительными. В то же время она нашла в этом некоторое оправдание своему бегству. Вот от этого грубого мира мещан и мужиков она и бежит!.. Кто дал им право вмешиваться в ее жизнь? Динко сегодня был просто невыносим.
Она спустилась во двор и вздохнула с облегчением. Никто не заметил, как она вышла из дому. Над спящим городком сияла полная луна. В окнах у соседей было темно. Лишь время от времени слышался жалобный крик какой-то ночной птицы.
Ирина быстро зашагала по улице и, свернув по маленькому пустырю к речке, перешла ее по деревянному мостику, потом направилась по узким полутемным уличкам квартала, в котором жили беженцы и мелкие ремесленники, к складу «Никотианы». Когда она уже приближалась к нему, ей встретился военный патруль в стальных касках. Ирина только сейчас вспомнила, что во время забастовки склады охранялись войсками и полицией. Чтобы пробраться к Борису, который ночевал в доме за складом, надо было сначала вступить в разговор– с охранниками и разбудить семью бухгалтера. Наутро весь город будет знать о ее ночной прогулке. Она остановилась в раздумье, но мысль о том, чтобы вернуться домой, не повидавшись с Борисом, заставила ее содрогнуться. Скорей, скорей к Борису!..
Наконец Ирина подошла к складу и вдруг замерла на месте. У железной ограды, обмотанной колючей проволокой, стояли несколько человек. При свете луны она различила среди них и Бориса. Он был в накинутом на плечи пальто и вместе с другими рассматривал что-то темное, распростертое па тротуаре. У нее отлегло от сердца. Слава богу! Теперь пройти на склад будет нетрудно. Надо лишь незаметно подойти к Борису и тронуть его за локоть. Люди, стоявшие вокруг него – бедно одетые жители соседских домишек, несколько полицейских и солдат в каске, – были ей незнакомы. Но немного погодя она разглядела в толпе бухгалтера и Баташского. Что это они так пристально рассматривали?
Ирина сделала еще несколько шагов. Резко запахло бензином. Ей почему-то вдруг стало страшно, она вздрогнула и остановилась. Темный, бесформенный предмет, лежавший на тротуаре, напоминал человеческое тело, и в его неподвижности было что-то жуткое.
Ирина подошла к пожилому длинноусому мужчине в кепке. Как и она, он стоял немного в стороне, словно то, над чем склонились остальные, вызывало у него отвращение.
– Что случилось? – глухо спросила Ирина.
– Не видишь разве? Человека убили… – хмуро ответил мужчина.
– Кто его убил?
– Охранники со склада.
– За что?
Человек с длинными седыми усами махнул рукой и промолчал.
– Поджигатель! – ответил за него хорошо одетый молодой человек с угреватым лицом.
– Поджигатель?
– Забастовщик! – пояснил молодой человек слишком громким голосом гимназиста-старшеклассника, который напускает на себя уверенность. – Знаю я его… Он еще в гимназии был анархистом, а сейчас пытался перелезть через ограду и поджечь склад. Вон банка с бензином!
Молодой человек показал на жестяную консервную банку, валявшуюся под ногами полицейских.
– Пуля в шею попала. Вы не хотите посмотреть поближе? – спросил он, фамильярно взяв [Трипу под локоть.
– Нет! – ответила она, отстраняя его руку. Дрожь пробежала у нее по телу, но она нашла в себе силы попросить: – Позовите, пожалуйста, того господина в пальто.
Молодой человек разочарованно взглянул па нее, но повиновался.
– Ты?… – проговорил Борис, подходя к Ирине. – Как ты сюда попала?
– Я шла к тебе, – ответила Ирина как во сне.
– Хороню, что не пришла раньше, – спокойно заметил он. – Здесь только что случилось происшествие.
Он взял ее под руку и провел в освещенный двор склада.
Это заметил только угреватый юноша: он нахально улыбнулся.
– Иди в дом, – сказал Борис, сделав знак двум охранникам-македонцам пропустить ее. – Там есть коньяк. Выпей рюмку – легче станет. Я подойду немного погодя. Надо договориться с этими идиотами.
– С какими идиотами? – все так же машинально спросила Ирина.
– С полицией… Ждут следователя и не хотят убирать труп. Не могу же я допустить, чтобы завтра весь город собрался здесь.
– Ладно, ступай, – сказала она.
Она пошла к скрытому за деревьями дому, довольная тем, что ее никто не узнал. При лунном свете склад с рядами маленьких квадратных окошек был похож на тюрьму. Она быстро прошла мимо македонцев-охранников, которые сидели на ступеньках ферментационного отделения, держа меж колен карабины, и молча курили. Они сделали свое дело – убили поджигателя, а полицейские формальности их не интересовали. Повернув к Ирине испитые лица, они смотрели на нее тупо и равнодушно. Женщины тоже не очень интересовали их. Когда Ирина прошла, один из них вынул из кармана плоскую бутылку с ракией и отпил несколько глотков.
– Унче, – сказал он на македонском наречии, облизав губы и передавая бутылку соседу, – с хозяина бакшиш причитается…
– Так он тебе и дал… выжига такой…
– Да что ты? Кабы не мы, спалили бы склад!
– Кто его знает! – отозвался Унче, хмуро осушая бутылку. – Мне уж тошно от крови… Того и гляди, хозяев резать примусь!..
– Не распускай сопли! – оборвал Унче другой македонец, бросив на него подозрительный взгляд.
Он давно заметил, что у товарища пошаливают нервы. Впрочем, сейчас он об этом не думал, так как предвкушал угощение, которое собирался завтра же потребовать у Баташского.
Ирина вошла в сад и подождала несколько минут в тени липы, чтобы убедиться, что в освещенном дворике перед домом никого нет. В окнах второго этажа было темно. Жена и дети бухгалтера спали и, наверное, не слышали выстрелов. Все так же спокойно светила луна, а цветущие липы сладко благоухали. На скамейке в посыпанной песком аллее лежали забытые детские игрушки: деревянный велосипедик и жестяное ведерко с лопаткой. Приятно и мирно текла жизнь в господском доме, отгороженном от мира рабочих высокой кирпичной стеной. Потому-то, очевидно, бухгалтер был так предан фирме, потому так свято хранил семейные тайны хозяев. Его жена следила за домом, готовила вкусные кушанья для Костова, когда тот приезжал в местный филиал, а во время летних каникул неизменно уезжала с детьми на курорт, чтобы не мешать Борису с Ириной. Но сейчас, после похорон отца, да еще в такой поздний час, Ирине не хотелось попадаться на глаза этим людям. Она постояла еще немного и вошла в дом.
Свет горел только в комнате, выходившей окнами на лужайку, – когда-то это была спальня Марии. Ирина, бесшумно миновав холл, вошла туда. Это была самая прохладная комната в доме, и в душные летние ночи Борис спал в ней, оставаясь совершенно нечувствительным к тем воспоминаниям, которые могла бы пробудить обстановка комнаты. Все здесь осталось в том виде, в каком было при Марии. Ирине была знакома тут каждая мелочь. Но сейчас и лепной потолок, и бледно-зеленые штофные обои, и натертый паркет, и диван с раскинутой перед ним медвежьей шкурой, и рояль, и круглый лакированный столик в середине комнаты – все это действовало на Ирину гнетуще, словно она была преступницей, пробравшейся сюда тайком. Ей почудилось вдруг, будто где-то рядом витает зловещий призрак безумной и вот-вот бросится на нее и будет рвать ее ногтями своих тонких, костлявых пальцев.