Ограда со стороны улицы имела в высоту около пяти футов. Посредине находился арочный проем с решетчатой калиткой. Высокие и тусклые фонари на рю дез Анж отбрасывали сквозь ветки каштанов призрачный зеленоватый свет на фигуру Тоби у калитки, оставляя в тени передний сад дома Евы. Никакой толпы полицейских на улице не было — только один назойливый ажан, который спас Еву от разоблачения. Как только Тоби взялся за калитку, его окликнул сзади громовой голос:
— Attendez la, jeune homme! Qu'est-ce que je vous? Vous filez a l'anglaise, hein? Hein, hein, hem?[6]
С каждым новым «hein» голос звучал все громче. На улице послышались шаги.
Повернувшись, Тоби развел руками и ответил по-французски. Его французский был достаточно беглым, хотя говорил он с отвратительным акцентом, который, как часто подозревала Ева, намеренно культивировал, дабы показать, что не имеет ничего общего с проклятыми иностранцами.
— Я иду в дом мадам Нил. Сюда! — крикнул он полицейскому и постучал по калитке.
— Нет, месье. Вам не разрешается покидать дом. Пожалуйста, вернитесь. Быстро, быстро, быстро!
— Но я же объяснил вам…
— Вернитесь, месье. Пожалуйста, без глупостей!
Тоби взмахнул руками с усталым отчаянием. Ева видела, как он повернулся под фонарем, видела его добродушное лицо с коротко подстриженными усами, теперь искаженное настолько сильными эмоциями, что они, казалось, озадачивали его самого. В том, что он страдает, не мог бы усомниться никто — тем более Ева.
— Месье инспектор, — сказал он (следует помнить, что французское слово inspecteur означает всего лишь полицейского), — пожалейте мою мать. Она наверху в истерике. Вы же видели ее.
— Да, — подтвердил полицейский.
— Она просила меня найти мадам Нил. Только мадам Нил может ей помочь. Кроме того, я не ухожу по-английски, а просто иду в этот дом. — Он снова начал стучать по калитке.
— Вы никуда не пойдете, месье.
— Мой отец мертв…
— Разве я виноват, что произошло убийство? — осведомился полицейский. — Убийство в Ла-Банделетт! Это уж слишком! Не хочу даже думать о том, что скажет месье Горон. Самоубийства в казино выглядят достаточно скверно. Но это! — В хриплом голосе послышались нотки отчаяния. — О боже, еще кто-то из них!
Отчаяние было вызвано тем, что на улице снова послышались шаги — на сей раз быстрые и легкие. Дженис Лоз в ярко-алой пижаме присоединилась к паре у калитки. Ее пушистые рыжие волосы контрастировали со смертельной бледностью хорошенького личика. В свои двадцать три года Дженис была маленькой и кругленькой, опрятной и энергичной, с фигурой (а иногда и скромностью) восемнадцатого столетия. Сейчас она выглядела ошеломленной и готовой заплакать.
— В чем дело? — напустилась Дженис на Тоби. — Где Ева? Почему ты стоишь здесь?
— Потому что этот болван говорит…
— И это тебя задерживает? Меня бы он не остановил.
Очевидно, полицейский понимал по-английски. Когда Дженис посмотрела сквозь решетку калитки — прямо в глаза Еве, но не видя ее, — снова раздался пронзительный звук свистка.
— Я вызвал моих друзей, — мрачно объяснил полицейский. — Вы вернетесь со мной по-хорошему, месье, мадемуазель, или вам нужен конвой?
Взяв Тоби за руку, он извлек из-под плаща короткую резиновую дубинку.
— Сожалею, месье! Мне это так же неприятно, как вам видеть вашего отца в таком состоянии.
Тоби прикрыл глаза ладонью. Дженис внезапно повернулась и побежала к дому Лозов.
— Но я должен выполнять приказания. — Голос полицейского стал жалобным. — Всего через четверть часа прибудет начальник, и тогда вы, несомненно, сможете повидать мадам. А пока что будьте любезны…
— Ладно, — проворчал Тоби.
Полицейский отпустил его руку. Прежде чем уйти, Тоби бросил взгляд на виллу «Мирамар». Его коренастая фигура в длинном плаще выглядела нелепо. Под влиянием обуревавших его эмоций он впал в чудовищную мелодраму.
— Прекраснейшая, добрейшая женщина из всех, которые когда-либо существовали… — забормотал Тоби.
— Кто?
— Мадам Нил. — Тоби указал на виллу.
— А-а! — Полицейский вытянул шею, разглядывая дом, где обитало такое совершенство.
— Никто не может с ней сравниться. Ее благородный образ мыслей, чистота и… — Тоби судорожно глотнул, сдержав себя с усилием, которое Ева почти ощутила. — Если мне нельзя пойти туда, — добавил он по-французски, устремив на калитку покрасневшие глаза, — вы не возражаете, чтобы я позвонил ей по телефону?
— Мои инструкции, месье, не включают запрет на телефонные переговоры, — после небольшой паузы ответил полицейский. — Вы можете позвонить. Вот только бежать вам незачем!
6
Погодите, молодой человек! Что я вижу? Вы уходите по-английски, верно? Верно, верно, верно? (фр.)