— А вот это уже, считай, личное оскорбление. Отец три часа на кухне проторчал, чтобы приготовить для нас своё фирменное.
— Хорошо же он обязанности совмещает, — фыркает Гарри, понемногу расслабляясь, и получает недовольный взгляд от Марка.
— Эй, что-то не так? — вдруг спрашивает Эйвери, наклоняясь к ним через стол.
— Да нет, — быстро отвечает Марк, — просто рассказываю Гарри, какое сегодня вкусное жаркое.
Марк салютует отцу бокалом, и тот, недовольно поджав губы, снова откидывается назад. Под его тяжёлым взглядом Гарри начинает чувствовать себя неловко. Он берёт вилку и неуверенно тянется к блюду за куском мяса. Как ни странно, сейчас его больше всего волнует, как бы не уронить мясо на скатерть.
Когда жаркое оказывается на тарелке, Гарри отрезает небольшой кусок и подносит ко рту. Только сейчас он замечает, что мясо с кровью. Перед глазами тут же встают серые стены камеры и мерзкое лицо склонившегося над ним Эйвери. Он словно наяву ощущает вонь немытого тела и табачного дыма. Желудок сводит спазмом, и Гарри с отвращением кладёт вилку обратно на тарелку. Лучше действительно сдохнуть с голоду, чем есть что-то, до чего дотрагивались руки мерзавца.
Краем глаза он замечает, как Марк качает головой и утыкается в свою тарелку. Сидящая рядом Александра как бы невзначай наливает ему вина. На этот раз Гарри благодарно кивает и хватается за бокал. До конца напряжённого ужина он не выпускает его из рук.
Трапеза длится часа полтора. Гарри старается прислушиваться к беседам за столом, но не слышит ничего важного или полезного. В левой части стола, где сидит Риддл, идёт занудное обсуждение ремонта Восточного крыла. Риддл лениво слушает то Мальсибера, то Эйвери и изредка вставляет короткие односложные реплики, но Гарри кажется, что думает он сейчас вовсе не о ремонте. В правой части стола молодёжь обсуждает организацию Рождественского бала. Никто не произносит ни слова о планах Пожирателей, защите поместья или другой нужной ему информации. Так что к концу ужина он перестаёт вслушиваться в беседы, полностью погрузившись в свои мысли.
Он бросает взгляд на полноватую Пожирательницу с огненно-рыжими волосами и невольно вспоминает Джинни. Им пришлось расстаться сразу же после окончания школы. Выпускной был последним вечером, проведённым вместе. Последний танец, последнее объятие и последний поцелуй. Джинни всё поняла правильно и приняла новость спокойно, как будто ждала, что это произойдёт. Она пыталась быть сильной, но Гарри видел, как подрагивают её пальцы, как между бровей залегает глубокая складка, как краснеет веснушчатый нос. Он никогда не сотрёт из памяти этот образ: ярко-рыжие волосы, переливающиеся в лунном свете, и блестящие от слёз тоскливые глаза, в которых читались боль и понимание. Потом Джинни ушла в гостиную, а Гарри ещё долго стоял у окна в пустынном коридоре, глядя на полную луну и гадая, где сейчас находится Люпин. Затем словно из ниоткуда появился Дамблдор, встал рядом и тоже долго смотрел на луну, а потом печально прошептал, что теперь Гарри готов, и тихо удалился. Гарри понял смысл этих слов только следующим утром, когда Волдеморт пришёл к воротам замка со своей армией, и ему пришлось биться с Пожирателями возле школы, в то время как Джинни помогала преподавателям защищать Хогвартс изнутри.
— Ступайте. Приятных снов, — вдруг прерывает его воспоминания громкий голос Риддла, и все Пожиратели поднимаются из-за стола и начинают расходиться.
Гарри понимает, что к нему слова Риддла не относятся, поэтому остаётся сидеть на месте, вцепившись влажными пальцами в почти полный бокал вина, из которого он сделал всего два глотка, чтобы промочить пересохшее горло. У выхода раздаются последние тихие бормотания: «Доброй ночи, милорд», — и двери зала закрываются. Они с Риддлом остаются наедине, но тот не торопится начать разговор. Он не спеша делает несколько больших глотков вина, ставит бокал на стол и ниже опускается в кресле. Он задумчиво барабанит пальцами по подлокотнику, а потом наконец смотрит на Гарри.
— Не правда ли, «Аликант буше» было удачным выбором для сегодняшнего ужина? — внезапно спрашивает он, и тихий голос разносится по залу, словно усиленный Sonorus.
— Да, — напряжённо отзывается Гарри, вертя в руках бокал.
— Держу пари, ты даже не распробовал, — усмехается Риддл.
Снова повисает звенящая тишина. Гарри боится пошевелиться, чтобы не издать ни звука. Отчего-то ему кажется, что чем незаметнее он будет себя вести, тем скорее Риддл позволит ему уйти в комнату. И он ловит себя на мысли, что его нелепый страх связан именно с новой внешностью Волдеморта. Она настолько смущает, что Гарри даже трудно смотреть на своего врага. Он думает, что если всмотрится в молодое лицо, может забыть, кто скрывается под маской красивого юноши. Если бы Волдеморт выглядел сейчас как прежде, ему было бы намного легче.