Сколько Кирилл себя помнил, ему всегда нравилось искать (измышлять?) тайные связи между явлениями, соединять в единую сеть разнородные, на первый взгляд очень далекие друг от друга события и факты. До сих пор столь странная склонность ума, скорее, помогала ему (в научной работе, в исторических штудиях – позволяя обнаружить что-то новое среди массивов уже известного), однако теперь совершенно точно стала мешать.
После фиаско в Москве Кирилл только и делал, что пытался понять: связано ли внезапное увольнение Капитолины Изосифовны из ЦДШ с нелегальным проникновением в спецхран? связано ли содержание второй (гипотетической) статьи Владимира Крамника с исчезновением библиотечных карточек? связано ли существование «Реестра МПИ» с реальностью «ничейной смерти» шахмат? Эти стратегические вопрошания обрастали множеством более частных, тактических загадок: кто вообще мог знать, что Капитолина Изосифовна и Кирилл были в ЦДШ ночью? Кто мог сообщить (в инстанции, достаточно могущественные, чтобы одним днем увольнять людей и изымать из библиотек любые материалы) об интересе Кирилла к статьям Крамника? Кто решил, что Кириллу не следует читать эти статьи? (Для начала следовало очертить круг подозреваемых. Понятно, что Александр Сергеевич никому ничего не рассказывал. И Капитолина Изосифовна. И Шуша (Шуша вообще не в курсе, если только бабушка не хвасталась ей ночной прогулкой со взломом; впрочем, в любом случае внучка не выдала бы «бабулечку Толечку»). Майя знала, что Кирилл ищет статьи Крамника, но ничего больше. Зато о желании Кирилла познакомиться с Броткиным осведомлен Брянцев. И отец Майи тоже в курсе. В свою очередь, Фридрих Иванович – старинный друг Ивана Галиевича («Что вы делали на кафедре анализа закрытых начал?» – вспомнился Кириллу вопрос Абзалова), а где Абзалов – там и Уляшов. Но в таком случае Кириллу никогда бы не предложили должность ассистента преподавателя – наоборот, разгневанный Д. А. У. прогнал бы иуду-аспиранта из университета. Или это хитрая комбинация, маневр по завлечению? Вряд ли. (Наконец, нельзя исключать работу сторонних, незнакомых Кириллу фигур: скажем, условный майор МВД ведет разработку секты извращенцев-девятьсотшестидесятников, собирающихся на улице Рубинштейна, и Кирилл попал в его поле зрения, и теперь за Кириллом следят (и, возможно, скоро возьмут тепленьким, предъявят обвинения: играл в шахматы Фишера; а Крамник, «ничейная смерть» и прочие фантазии Броткина тут вообще ни при чем).
Каисса! Вот эта линия выглядела вполне реальной.))
Ах, какие неприятные варианты.
А казалось бы, самое время работать над диссертацией: Майя ушла навсегда (вместе с неожиданными СМС-сообщениями «Priezjay skoree ko mne», и амурными развлечениями, и предложениями выпить вина или пойти гулять под дождем), Ян и Толян уехали на лето из города (до сентября комната в полном распоряжении Кирилла), даже кастелянша Надежда Андреевна взяла в кои-то веки отпуск (и не надоедает просьбами помочь с мытьем клопов, травлей окон и чего там еще) – покой; тишина; аскеза; увы, вместо Итальянской партии голова молодого человека была занята бесплодным сочинением возможных связей.
Наконец, не в силах справиться с лавиной мыслей, Кирилл позвонил Броткину и договорился о встрече – но не на Рубинштейна (идти туда было страшновато), а на Камской. (Уж если и арестуют, думал Кирилл, то хотя бы не в компании извращенцев, играющих в шахматы-960; плюс на безлюдной Камской улице легче заметить возможную слежку.)
Броткин, приняв Кирилла, сочувственно выслушал его рассказ:
– Жаль, дорогой Кирилл, очень жаль! Вероятно, ЦДШ оставался последним местом, где можно было прочитать эту статью. А моя копия, увы, пропала много лет назад.
– Что же, Крамник действительно сообщал там что-то новое?
– Та-та-та, новое… Его текст переворачивал все!
– Расскажете, Александр Сергеевич?
– Постараюсь. Собственно, статья Крамника посвящена вопросу, который мы с вами уже начинали обсуждать: решению шахмат. Работа эта велась шахматными аналитиками с двух противоположных сторон: во-первых, все глубже изучались начала партий (к моменту установления Карантина многие дебюты были рассчитаны на глубину до 30 ходов); во-вторых, исследовались типовые окончания – эндшпили. В 1998 году ваш, Кирилл, земляк, новосибирский программист Евгений Налимов, создал алгоритм, позволивший методом ретроспективного анализа рассчитать результаты всех возможных эндшпилей с шестью фигурами: теперь, добравшись до такого эндшпиля, достаточно было заглянуть в таблицу Налимова и узнать результат (при сильнейшей игре партнеров). В 2012 году подобные таблицы рассчитали для всех семифигурных окончаний, в 2021 году – для большей части восьмифигурных. Шаг за шагом теоретики раскрывали тайны первых и последних ходов, находили оптимальный порядок; но, хвала Каиссе, оставалась еще середина партии. Именно она мешала увязать найденные решения дебюта с найденными решениями эндшпиля, защищала шахматы от бесповоротной, безнадежной гибели. Именно она была тем недостающим, разорванным звеном в общем решении нашей любимой игры.