– И что же Крамник?
– Крамник утверждал, что нашел «недостающее звено» решения и что якобы это звено известно людям с очень давних времен, с эпохи арабского шатранджа.
– Каисса, при чем тут арабы?
– Арабы повлияли на современную игру тремя основными путями. Во-первых, это внешний вид шахмат: из-за запрета на изображения, принятого в исламе, натуралистичные фигуры индийской чатуранги, попав к арабам, сделались гораздо более абстрактными. (И именно как абстракции были переняты европейцами. Сегодня облик шахматного слона ничем не напоминает о настоящем слоне: англичане называют его bishop – «епископ», французы fou – «шут». И фигура шахматной ладьи не похожа на лодку; для итальянцев, например, это «башня» – torre, откуда и русское слово «тура».) Во-вторых, арабам принадлежит идея мансубы – то есть шахматной задачи; с мансуб, которые составлял в IX веке Абу Наим аль-Хадим, начинается история шахматной композиции, этой совершенно особой области знания, ничуть не менее сложной, чем сама шахматная игра (кстати, Кирилл, кто ваш любимый композитор? Чеховер, может быть? или Троицкий? Но, надеюсь, не Леонид Куббель (Куббель слишком вульгарен)). И, наконец, третье арабское влияние – концепция табии. В шатрандже отсутствовали дебюты – игра начиналась с табий, заранее оговоренных позиций с уже расставленными пешками и фигурами. Всего до нашего времени дошла тридцать одна табия (из партий арабских шатранджистов Аль-Адли и Абу Бакра ас-Сули). У каждой табии свое название: аль-мувашшах («богато опоясанная»), аль-муджаннах («крылатая»), аль-кирмани («из провинции Кирман»), аль-ибт («плечо»), ас-саиф («меч»), ас-сайяла («поток») и т. д. Простите, Кирилл, мой арабский (я только читаю сносно, а говорю с трудом). Так вот, Крамник заявляет, что существовала как минимум еще одна табия – тридцать вторая по счету. Она якобы фигурировала в каком-то из древних арабских учебников шатранджа, но не сохранилась в партиях мастеров, так как с нее почти никогда не начинали игру. А знаете, почему не начинали? Потому что любые партии, играемые из этой табии тридцать два, обязательно заканчивались вничью.
– Вот это ход! И что же, Крамник сумел отыскать тот арабский учебник шатранджа и установил, как именно выглядела ведущая к ничьей табия тридцать два?
– Нет, никаких древних текстов Крамник не отыскал, но он, насколько можно судить, всерьез занялся реконструкцией этой табии. Понятно, почему его заинтересовала такая задача. Ведь если в самом деле существует одна особая позиция, к которой сводятся все дебюты, и если вы умеете получать такую позицию, то остается прикрутить к ней данные эндшпильных таблиц Налимова – и шахматы решены целиком. Табия тридцать два – своего рода мост, позволяющий соединить дебют и эндшпиль. Но, Кирилл, долгие годы никто из теоретиков даже и не думал о возможности подобного соединения. Как шутил доктор Тарраш, «между дебютом и эндшпилем боги поставили миттельшпиль». И потому изучали a) связь начала игры с серединой и b) связь середины игры с окончанием; но связь начала и окончания? Бонклауд, нелепость, чушь! Только в 1989 году появилась первая книга, посвященная этой проблеме, – «Контуры эндшпиля» Михаила Шерешевского.
– И в чем там замысел?
– Начинать шахматную партию можно множеством разных способов (сколь угодно экзотических: дебют Гроба, Коготь бобра, Натриевая атака), и развивать фигуры можно по-разному. Ключевая идея Шерешевского в том, что фигуры лишь временно маскируют суть происходящих на доске событий. Если игроки не совершат грубых зевков, то слоны и кони, ферзи и ладьи рано или поздно уйдут, будут разменяны друг на друга – и результат игры определится сформировавшейся в дебюте пешечной структурой. А таких структур гораздо меньше, чем дебютов. Иными словами, Шерешевский показал, что цветущая сложность шахматной партии (с миллионами вариантов взаимного расположения фигур) сводится к нескольким десяткам устойчивых пешечных рисунков: Испанский эндшпиль, Французский эндшпиль, Сицилианский эндшпиль и т. д. (И там уже гораздо проще понять результат: одни окончания всегда будут выгодны для белых, другие для черных, третьи – строго ничейны.) В этом смысле со времен шатранджа мало что изменилось – да, в Европе ускорили слона и ферзя, добавили рокировку, но пешечные структуры остались теми же. В табии тридцать два, вероятно, расположение пешек было таким, что обязательно вело к равенству.