– Кирилл, – мягко и удивленно сказал Уляшов.
Кирилл вдруг всхлипнул.
(Каисса, ему так хотелось жить!)
– Я вам всегда верил! – проговорил он сквозь слезы. – Я не слушал Броткина, когда он предупреждал меня. Я думал, что вы спаситель России, а вы… Вы тюремный пахан… Вы манипулятор… Мне казалось, что я действую сам, а в действительности все вокруг уже было спланировано, рассчитано, предопределено. Как у Арона Нимцовича: «Мы дарим иллюзию свободы: принцип больших зоологических садов, примененный к маленькому хищнику – изолированной пешке». Вы знали, что я приду в это проклятое подземелье.
– Кирилл, – вновь очень мягко и очень грустно повторил Уляшов, – что вы такое говорите? Мне рассказывали, конечно, что вам нравится искать связи между несвязанными событиями, но подобных этюдов я от вас, признаться, не ожидал. Послушайте, мы же не в Советском Союзе 1970-х, а в современной свободной Переучрежденной России. Здесь нет и не было никакой тайной полиции, никакого КГБ; здесь никто не преследует диссидентов и не устанавливает слежки. Опомнитесь! Право, ваши речи меня пугают.
Кирилл угрюмо молчал, и Уляшов продолжил:
– Вы вовсе не изолированная пешка и не черный король в задаче на «кооперативный мат», Кирилл. И заговора против вас, естественно, не существует. И единого плана тоже ни у кого нет. Есть только череда случайностей: чаще, увы, грустных, но иногда смешных. Да, Брянцев и Майя действительно гнались за вами вчера вечером – но только потому, что Андрей очень хотел объясниться и извиниться. Они возвращались с доклада, который делал в Библиотеке имени Алехина Иван Галиевич Абзалов, и возле Аничкова моста вдруг увидели вас, обрадовались (и, разумеется, не ожидали, что вы станете убегать). О том, что Капитолина Изосифовна водила вас в спецхран ЦДШ, никто не знал; ее уволили потому, что она не прошла плановый медосмотр (жаль, конечно, но ведь ей уже почти восемьдесят лет). И Броткина никто не убивал – что за глупости? Он полез за книгой и на него рухнул шкаф. Страшное зрелище – огромные фолианты, тяжелые тома (с острыми углами, массивными переплетами), тысячи изданий, под весом которых гнулись полки – все, что Александр Сергеевич собирал в течение долгих лет, добывал у букинистов, выменивал на толкучках – все в одно мгновение посыпалось на него (а он и так был некрепок здоровьем). Что еще? Мое желание поменять тему вашей диссертации? Я искренне считаю, что Итальянская партия гораздо интересней Берлинской стены. Предложение вам должности на кафедре? Нам сейчас крайне не хватает молодых талантливых педагогов. Пропавшие библиотечные карточки? У одного из посетителей читального зала внезапно скрутило живот, а пипифакса, прошу прощения, с собой не было; вот он от отчаяния и выдрал несколько бумажных карточек из алфавитного каталога. Их потом нашли в уборной, в мусорном ведре.
Кирилл слушал, полностью обратившись во внимание. В его сердце вновь оживала надежда. Ведь если Дмитрий Александрович говорит правду, если он… тогда… ах!..
Но как это проверить?
– Вы хотите сказать, что все случившееся – череда случайностей? – спросил Кирилл.
– Именно так. А вы очень любите фантазировать.
– Да, но если это случайности, то почему же они вели меня в совершенно конкретном направлении? Почему они совпадали таким образом, чтобы максимально затруднить мне путь к прочтению статьи о табии тридцать два и о «ничейной смерти» шахмат?