Кирилл не поверил собственным ушам.
– В 2058 году?!
– Да. Сначала ее реальность доказали эмпирически – в какой-то момент все партии, играемые продвинутыми нейросетями, стали заканчиваться вничью. А потом, года через три, группа ученых из Уорикского университета опубликовала алгоритм, гарантирующий достижение ничейного результата. Огромная работа, почти на тысячу страниц.
Информация, сообщенная ДАУ, не просто меняла позицию —
она опрокидывала доску
(и фигуры летели на пол).
– То есть… шахматы уже мертвы? Мертвы более двадцати лет?
– Мертвее мертвого. Поначалу оставалась надежда, что найденным алгоритмом не смогут пользоваться – настолько он казался сложным и громоздким. К сожалению, интерес со стороны шахматистов был слишком велик: миллионы игроков по всей планете бросились исследовать уорикский алгоритм – и довольно быстро разработали набор мнемонических правил, позволяющих существенно облегчить запоминание. После этого практически любой человек, потратив примерно полгода на заучивание, мог бы сделать ничью с кем угодно. И буквально за пять лет шахматы умерли по-настоящему. В них перестали играть. А зачем, если и результат, и способ его достижения всем известны? Не играют же люди в крестики-нолики. Неизбежное наконец случилось. Где-то в середине XX века знаменитый советский математик Александр Кронрод назвал шахматы «дрозофилой искусственного интеллекта». В середине XXI века искусственный интеллект убил эту дрозофилу.
Какое-то странное оцепенение охватило Кирилла. Он слушал Д. А. У. и механически перебирал ворох статей, подборку материалов о «ничейной смерти» шахмат. Зловещая дата «2058», зловещая фраза chess is finally solved[70], зловещий вывод chess games will only end in draws due to Tabiya 32[71] в изобилии попадались на множестве страниц.
Каисса, да разве такое может быть?
……
«искусственный интеллект убил эту дрозофилу»
……
Вот так вы и угодили, Кирилл, с похорон Броткина – на похороны шахмат. Истина эта не вмещается в голове, в сердце, в душе; хочется как-то избыть, выкричать ее.
Хочется задавать новые, злые вопросы Уляшову.
Тем более что вопросов много.
– Дмитрий Александрович, но почему тогда… Почему жизнь продолжается как ни в чем ни бывало? Как будто ничего не произошло? Почему вы закрываете глаза?
– А что я, по-вашему, должен сделать? Рассказать всем о «ничейной смерти»?
– Конечно!
– Зачем?
– Нельзя утаивать от людей истину. Они имеют право знать.
– Дорогой Кирилл, я вас не понимаю. Вы рассуждаете как герой Достоевского. Давно доказано, что «истина» – тоталитарный концепт, придуманный для манипуляций. На самом деле нет никакой «истины», есть только удачные и неудачные ходы. И идея «знания» тоже не всегда хороша. Вспомните, что говорил Эмануил Ласкер: «Как это ни печально, знание несет за собой смерть». Да, для нашей великой игры «влечение к знанию» оказалось не чем иным, как «влечением к смерти», о котором писал знакомый Ласкера, Зигмунд Фрейд. Но что ж теперь, такова ситуация. Шахматы умерли, с этим ничего не поделаешь, однако мы не можем, мы не имеем права допустить, чтобы вслед за шахматами умерла Россия. Люди, Кирилл, не должны ничего знать о «ничейной смерти», потому что это знание приведет к мгновенному краху культуры, которая скрепляет сейчас общество. Начнутся брожения и волнения, социальная турбулентность, вместо цветущего ныне сада опять возникнет пустое место, и на это место полезут изо всех углов пушкины и толстые, лермонтовы и тютчевы, потащат на грязных лапках застарелую заразу империализма и шовинизма. Я же не зря говорил с вами о профилактике: если мы заботимся о процветании родины, то наши действия должны диктоваться не поиском «истины» и «знания», но целесообразностью.