Рассвет.
Тоска.
Река.
И черными белыми полями квадратные круги по воде.
Дождь закончился, и выглянуло солнце.
Фридрих Иванович и Андрей Брянцев как раз вышли из палаты, где лежала Майя; больничный коридор был озарен мягким сентябрьским светом, и от этого света рождалась уверенность, что все плохое уже позади. Да и лечащий врач говорил то же самое. Главная опасность миновала. Разумеется, от столь сильного нервного срыва невозможно оправиться сразу, но Майя молода, крепка, жизнелюбива; она уже явно выздоравливает, только не надо пока что напоминать ей о Кирилле. Tempus vulnera sanat[73]. Ох, несчастный Кирилл. Когда он пропал, хватились не сразу (все думали, что уехал на каникулы в Новосибирск). Но потом выяснилось, что в Новосибирске его нет (как и в Петербурге, и вообще нигде). Тогда начались поиски, тягостные и тщетные. Ян и Толян обзванивали знакомых, Брянцев бегал по городу, Иван Галиевич написал заявление в милицию, а кастелянша Надежда Андреевна даже отправилась к знакомой ясновидящей (и та объявила, что Кирилл уехал с какой-то певичкой во Владивосток). Только в середине августа страшное, распухшее тело Чимахина (в длинном сером плаще с карманами, полными камней) было обнаружено в одном из омутов Москвы-реки. Судя по всему, оно пролежало в воде более трех недель. Все терялись в догадках, никто ничего не понимал. Что Кирилл делал в Москве? Почему скрыл от всех эту поездку? И что заставило его покончить с собой? Его, которого так любили друзья, которого уже звали работать преподавателем на кафедру истории, которого постоянно хвалил сам Дмитрий Александрович Уляшов. (Откуда всем было знать о кошмарной «вилке», на которую с размаха налетел Кирилл: необходимость рассказать людям правду о «ничейной смерти» vs необходимость эту правду от людей утаивать.) Тогда-то с Майей и случился срыв – да такой, что родители какое-то время всерьез боялись за ее рассудок.
Но все обошлось.
И жизнь продолжалась (уже без Кирилла).
Д. А. У. торжественно открывал новый памятник Ботвиннику.
Дольше всех горевала о Кирилле Шуша.
(Сожалела ли она о сделанном, считала ли себя предательницей – из-за того, что рассказала о планах Кирилла поехать 19 июля в спецхран ЦДШ? Конечно, нет. Просто Борис Сергеевич Зименко был ее любимым преподавателем и научным руководителем ее работы об эволюции гамбитов, и она как-то привыкла поверять ему все свои сомнения.
Ах, кто бы знал, что все так обернется.
Ей ведь просто хотелось найти наилучшее решение в той позиции!)
……
И теперь,
в темной пучине чувств,
в гулких призрачных залах Публичной библиотеки
Шуше иногда начинало казаться, будто бы она только что видела Кирилла.
Будто бы опять светлело апрельское утро, и желтели лампы, и спал на подоконнике местный кот по кличке Кипергань, и висела на стене «Задача Петрова о белых конях», и в читальный зал входил вдруг тощий, нескладный, лохматый и очень застенчивый молодой человек в бесформенной клетчатой кофте, и спешил к алфавитному каталогу, и начинал что-то искать в ящичке с литерой «К», и тогда Шуша вставала из-за библиотечной стойки, и медленно приближалась к этому молодому человеку, и аккуратно протягивала руку, едва касаясь его плеча, и смущенно улыбалась, и тихонечко звала: «Кирилл Геннадьевич!»
……
Но никакого Кирилла Геннадьевича не было.