— Ты говоришь так, словно это несчастье.
Эрик умудряется одновременно улыбнуться и нахмуриться, услышав это тонкое замечание, но вот улыбка сходит с его лица, остается хмурый вид, и горько скривив губы он отвечает:
— А разве нет?
Словно убеждая себя в том, что любовь не обязательно должна быть несчастьем, Мария бросает быстрый взгляд на соседнюю парочку. Разговор прекратился, оба поглощены своим авокадо, но каким-то образом создается впечатление, что даже молчание в чем-то объединяет их. Она поворачивается к Эрику и наблюдает, как тот курит сигарету — как он крутит даже здесь: возится с пепельницей, теребит сигарету в пальцах, стучит кончиком по губам…
— Так что же ты собираешься делать?
Губы Эрика тянутся к краю бокала. Во время глотка залпом из уголка его рта выбегает ручеек и, извиваясь, стекает по подбородку. Он прикладывает к лицу бумажную салфетку, передергивает плечами.
— Я не уверен… как поступить.
Эрик берет бумажную салфетку и начинает складывать какую-то фигуру. Получается треугольник. Вероятно, лодочка. Суетливыми движениями он возится с парусом, оттягивая его и приглаживая. Закончив лодочку, он ставит ее в маленькую гавань между ножом и вилкой. Мария смотрит, как беспечные пальцы Эрика, подталкивая лодочку, выводят ее из гавани, обогнув маяк-солонку, на просторы стола. Отведя взгляд в сторону, она видит направляющегося к столу официанта — да, наконец-то, прибыло жаркое. Дождавшись приближения официанта, она обращается к Эрику:
— Рано или поздно, тебе придется решать…
Расставляя чистые тарелки, официант еще раз осведомляется:
— Все в порядке, сэр?
— Уу-гу.
Эрик начинает страдать.
Мария очень расстроена.
Она отодвинулась от стола и теперь сидит на стуле почти боком — положив ногу на ногу, отведя их в сторону, прочь от Эрика, отвернувшись от него всем телом. Она пригубила вино, опустила бокал на колени. Когда Мария опускает голову, глядя вниз, ее тяжелые волосы нависают над лицом, скрывая профиль. Сейчас она смотрит вниз, хмуро уставясь в свое вино.
Эрик очень расстроен.
В boeuf bordelaise [*(фр.) — говядина по-бордоски.] не хватало помимо прочего, чесноку а главное — boeuf [*бык, вол; 2. говядина (игра слов, основанная на различии этих значений)], и блюдо скорее походило на ничем непримечательную тушенку. Положив нож и вилку на тарелку так, чтобы было ясно, что с блюдом покончено Эрик отодвигает тарелку и теперь принимается за поджидающий его бисквит со сливками. Он погружает ложку в крем, помешивает ею, потом наклоняется к Марии и с мольбой обращается к ее волосам:
— По крайней мере, я тебе все честно сказал.
Мария поднимает взор, но не на Эрика. Ее взгляд обращен к Идеальной Паре, приступающей теперь к бифштексам. Их разговор, теперь реже прерываемый смехом, явно перешел к более глубоким, более серьезным предметам: молодая девушка, выбирая кусочки отменнейшего филе, внимательно вслушивается в слова своего спутника. Молодой человек смотрится элегантным и искренним, и по одним только его жестам можно заключить, что он оставил далеко позади все мелкие соображения и уже проводит аналогии, направляющие их беседу к надлежащему и исключительно интересному финалу. Мария, осушив бокал, снова опускает его на колени. Она смотрит вниз, спрятавшись за волосами.
— Мария, это смешно.
На этот раз она таки бросает взгляд на Эрика, но смотрит фактически через плечо, и ее взгляд лишен всякого интереса. Она чуть приподнимает брови:
— Мм?
Когда Эрик, всплеснув руками, в отчаянии разводит ими по обе стороны десерта, его левое запястье наталкивается на бутылку. Он в изумлении наблюдает, как вино распускается на белой скатерти огромным, прекрасным, кровавым цветком. Действуя по собственной инициативе, его рука останавливает бутылку до того, как та успевает скатиться со стола.
— Черт возьми, я закажу другую.
Он выливает оставшееся на донышке вино в свой бокал, потом, перегнувшись через спинку стула, размахивает пустой бутылкой, призывая официанта. Официанта, которого там нет. Он вновь поворачивается лицом к Марии, его локоть пролетает мимо стола.
— Я хочу сказать, ну как ты сидишь Мария. Как я могу разговаривать с твоим профилем?
С неохотой Мария поворачивается лицом к нему, чуть ближе пододвигает стул, ставит на стол свой пустой бокал и начинает развертывать треугольничек камамбера, который, как оказалось, подается здесь в качестве fromage [*(фр.) — сыр.]. Ее голос стал почти сверхъестественно спокоен: