Чиновницы засуетились, но не могли сообразить, кто такой Сверчков, пока Олеся не объяснила, что это дело о краже фонда салонов мобильной связи. Дело тут же нашлось. Олеся распахнула папку, сделала вид, что углубилась в чтение, пролистала пару страниц в зловещей тишине, а затем строго оглядела всех поверх очков и прошипела, зловеще чеканя каждое слово:
— Я служила городу. Служу. И буду. Служить. И ради вашего ворья… — Она сурово потрясла в воздухе папкой. — Я. Лишаться должности. Не. Собираюсь. Понятно? — она снова яростно оглядела потупившихся чиновниц: — Если кто-то хочет лишиться должности из-за Сверчкова, пусть так и скажет!
В комнате настала гробовая тишина, тетки недоуменно смотрели в пол, а Митя испытывал сложные эмоции. Чиновницы напряженно пытались сообразить, что же так взбесило гостью, и что имелось в виду. Митя видел, как одна, самая молоденькая, даже украдкой набирала СМС. День выглядел удачным. И это была не просто удача, а шанс, что рано или поздно, трудом или уловками, но удастся исправить и все остальное…
И в этот момент распахнулась дверь и раздался голос.
— Я! — сказал голос. — Я лишился должности из-за Сверчкова! И я доведу это дело до конца! Мне есть что рассказать многоуважаемой Евгении Павловне и про Сверчкова, и про пуговицы, и про угрозу…
— Следователь Чашечкин?! — изумленно произнес Митя совершенно против своей воли.
— Тимур?! — ахнула Олеся тоже против воли, своим обычным голосом. — Так ты следователь, а не адвокат? А ты подонок…
Чашечкин еще ничего не понял — он стоял с недоуменным лицом и глядел на мэра города, уже понимая, что услышал что-то важное, но не в состоянии свести в уме факты. Он еще раз перевел взгляд с Тараскиной на пресс-секретаря и обратно, и тут до него дошло, кто перед ним.
— Охрана!!! — завопил Чашечкин. — Это мошенники!!!
Митя понял, что все пропало. И больше всего сейчас он боялся за Олесю. Поэтому он проворно расстегнул ее сумку, выхватил флакон с пуговицами, высыпал на ладонь целую горсть и кинул в рот сразу три. И с облегчением закрыл флакон.
Увидев это, Чашечкин исказился в лице. Словно кошка, он сделал огромный прыжок вперед — то ли пытался остановить Митю, то ли схватить флакон. Он летел как в замедленной съемке, но когда его ноги с грохотом коснулись пола, произошло непредвиденное: пол под ним хрустнул и проломился, будто ломоть хлеба. Словно под паркетом треснули какие-то невидимые балки. Чашечкин с воплем рухнул в образовавшуюся яму, пол комнаты наклонился, и вдогонку к яме поехал громоздкий письменный стол. Тетки завизжали как испуганные школьницы. Митя почувствовал, что пол уходит из-под ног. Олеся, взвизгнув, заскользила каблуками. Митя схватил ее за руку, а флакон с пуговицами, кувыркаясь, полетел в провал вслед за Чашечкиным. Впрочем, у Мити оставалась целая горсть, зажатая в кулаке.
Первой пришла в себя Олеся — все-таки она была прирожденной актрисой.
— Он назвал охрану мошенниками!!! Кто его сюда пустил?! — заорала она, тыча пальцем в яму. И не давая никому опомниться, заголосила: — Да у вас здание падает! Я ни минуты тут не останусь!
И ринулась к выходу, крепко сжав папку с делом Сверчкова. Митя бросился за ней. За спиной визжали тетки, кажется, кто-то верещал про землетрясение. Мите очень хотелось вернуться, нырнуть в яму и отобрать у Чашечкина флакон. Он почему-то был уверен, что Чашечкин теперь точно им воспользуется. А может быть, уже воспользовался…
Снова над головой ударила автоматная очередь. Митю осыпало бетонной крошкой. Снизу поднимался жар — там на могучих цепях висел исполинский котел с расплавленной сталью, напоминавший гигантский чайник с коротким носиком. Местные рабочие давно попрятались в убежище.
— Сдавайся и выходи! — снова проорал Чашечкин. — У тебя нет выхода!
— Хрен тебе! — рявкнул Митя.
Очередь ударила снова, но последний патрон как-то не удался. Он сверкнул в воздухе и взвизгнул. «Трассирующий», — догадался Митя.
— Чашечкин! — позвал он, и голос глухо раскатился по цеху: — Что-то тебе уже не так везет, да? Патрончики-то кончились?
— У меня еще целый рожок! — ответил Чашечкин и в доказательство громко постучал железом по железу. Звук раскатился по металлическим мостикам, и Митя, казалось, ощутил его подошвами.