– За что ты убил того человека? – спросила она меня после некоторого молчания. Я осекся.
– Эмм… ну… он был слишком похож на меня.
Девушка хмыкнула в ответ. Было похоже, что я немало развеселил ее.
– Ты забавный, – сказала она. – И что, теперь ты будешь скрываться от полиции?
– Да нет. Не думаю. Знаешь, буду стараться жить так, как раньше. Если получится, конечно, – я призадумался. – У тебя никогда не бывало такого ощущения, будто все, что тебя окружает, выдумано? Будто все эти стены, и эти люди – всего лишь фикция. Не бывало?
– Каждый день, – резко ответила мне моя новая собеседница. – Особенно это касается тех мудаков, которые сделали со мной это, – она указала жестом руки на разорванные колготки.
– Они приставали к тебе?
– Нет, кофе предлагали выпить! – съязвила девушка. – Конечно, они приставали. Разве не видно?
Я кивнул в знак согласия. Пересекся взглядом с официантом, который мимолетно оглядывал нас. Осознав, что его слежка раскрыта, он принялся заниматься своими делами. Я выпил еще немного кофе.
– Что ты вообще делаешь в такое время в этом районе? – спросил я свою собеседницу.
– Не строй из себя папашу! – резко ответила она. – Мне уже есть восемнадцать. Захотелось прогуляться как следует. Подруги куда-то укатили, – она озадаченно посмотрела по сторонам, будто бы пытаясь найти какую-то важную вещь. – И вот… я здесь.
Несмотря на всю свою резкость, моя новая знакомая показалась мне весьма и весьма милой. За твердой оболочкой, как это обычно и бывает, скрывается нежная душа. Мне безумно хотелось, чтобы эта душа была чиста и прекрасна. Она могла заставить меня верить во что-то хорошее и светлое.
Я думал, что моя дочь могла бы стать такой же, как она. Ей было бы восемнадцать – трудный возраст, время перемен. Я был бы уже совсем немолод и, вероятно, чуточку мудрее. Мое сердце сжималось бы при одной мысли о том, что с моей дочуркой может что-то случиться на злых улицах города. Поистине, безгранична родительская любовь. Я чувствовал ее сквозь призму времени и обстоятельств. Я проецировал ее на малознакомого мне человека, которого ветрами судьбы занесло в ту же гавань, что и меня самого.
Но что случилось с моей дочерью? Почему я не мог коснуться ее теплой руки, посмотреть в ее юные и прекрасные глаза? Что скрывал я за баррикадами своей жестокости?
– Знаешь, мы с тобой чем-то похожи, – сказал я девушке.
– Да? Разве что остатками помады на губах, – она усмехнулась. – Ты не извращенец ли часом? Или твоя подружка настолько страстная?
Я машинально дотронулся пальцами руки до своих губ и стер все, что могло выставить меня не в самом лучшем свете. Помада… Дина… Секс. Химия отпускала меня, и я забывал то, что происходило на протяжении ночи. То была защитная реакция моего подсознания, не иначе.
– Почему ты не едешь домой? – спросил я.
– Жду, когда откроется метро. Или когда папаша мой соизволит побеспокоиться о своей блудливой дочурке. Какая тебе разница? Если ты на что-то рассчитываешь, то можешь сразу идти лесом. Нет…
– Я просто хочу тебе помочь! – твердо и несколько обиженно объяснился я. – Неужели в это так трудно поверить?
Немое молчание. Я читал в ее глазах вопросы, которые она не решалась задавать вслух. Впервые за время нашего недолгого общения лицо ее преобразилось из агрессивно-дерзкого в мило-растерянное. Нежный румянец проступал под бледной кожей, отравленной алкоголем и сигаретами. Чуткие нежные губы еле заметно подрагивали.
– Просто вокруг так много мудаков, что уже и верить никому не хочется, – ответила она. – Знаешь, я даже думала, что влюбилась в того парня… а он чуть ли не силком затащил меня в туалет и начал раздевать. Мудак… И еще его дружки…
– Людям свойственно ошибаться.
Кофе было выпито. Я предложил девушке заказать десерт, но она робко отказалась. Я не стал настаивать – в конце концов, я должен был быть признателен ей за то, что она подпустила меня к себе. За непривычно легкое для меня общение, подернутое пеленой утреннего тумана.
Я предложил пройтись по набережной. Она кивнула в знак согласия, но сразу предупредила, что у нее в сумочке газовый баллончик, который она незамедлительно пустит в ход при первых же опасениях. Я сказал, что не особо в восторге от перечной мяты. Она улыбнулась.
Чайка взмыла в небо. Признаки нового дня поблескивали в закрытых окнах, разливались по водной глади реки. Кое-где еще оставались льдины. Одинокий рыбак стоял около воды с удочкой. Он казался мне истинным признаком жизни в этом отрешенном, приглушенном мире.
– Ну а что тебя занесло в этот район? – спросила меня моя спутница.