Впервые воспользовавшись услугами компании, в которой работал, я испытал чувство восторга и страха одновременно. Я боялся признаться в своем новом опыте Лиле, как будто согрешил с другой женщиной. Я не мог сравнивать эти два чувства, потому что не изменял своей жене, хотя и мог бы. Я мог бы стать тем, кем не хотел становиться. Можно называть это судьбой, или же личным выбором. Я был теоретиком своей жизни, и не претендовал ни на что другое.
Именно тогда я начал становиться кем-то другим…
***
Макс был мертв. Артем был мертв. Я не покидал квартиру целую неделю. Бродил по ней, словно призрак, не находящий покоя.
Глядя с высоты десятков этажей на город, я пил вино и слушал британскую рок-музыку середины 2000-х годов. U2, Keane, Stereophonics, The Kooks. Старался выбирать мелодичные, порой даже меланхоличные композиции. Они полнее всего могли передать мое внутреннее состояние.
Я старался записывать все свои мысли на листы бумаги. Ветер, внезапно обрушаясь резкими порывами, то и дело пытался вырвать их у меня из рук.
Мой смартфон был выключен после сотого звонка, оставшегося без ответа. Я не хотел ни с кем разговаривать. Даже не предупредил Геральдину о своем внеплановом отпуске. Единственным признаком жизни во внешней среде была Лиля.
Она говорила мне что-то, но я будто бы находился под водой. Брови ее нередко сдвигались, давая мне понять, что она не в духе. Я не понимал то, что она пыталась до меня донести. Я мог слышать только свой внутренний голос. И все.
Шелест пластины с таблетками давал мне понять, что лучше уже не будет. Тем не менее, я пару раз находился в состоянии панического припадка. Оно возникало из неоткуда. В такие моменты Лиля напряженно смотрела на меня, не зная, чем помочь. Один раз она ни с того, ни с сего заплакала. Я хотел было успокоить ее, но судорога свела мою руку. Я перестал ощущать собственное тело, а к голове мощным снарядом рванул страх. Я упал на пол и согнулся.
В одном из своих беспокойных снов я шел по океанариуму. Залы и коридоры были пусты, как и аквариумы. Не было ни рыб, ни людей.
Блуждая в полутьме коридоров, я наткнулся ногой на какой-то предмет. Опустив взгляд, я увидел черный портфель, когда-то принадлежавший Ивану Капустину. Его содержимое по-прежнему не давало мне покоя.
Я огляделся по сторонам. Убедившись, что рядом никого нет, я опустился на колени и взял в руки портфель. Несмотря на внушительные размеры, вес он имел отнюдь не большой. Приятный на ощупь, недешевый, как и тревожные фантазии его покойного владельца.
Открыв портфель, я опешил. По телу пробежала дрожь.
Я взял в руки игрушечную акулу. Размером своим она была не больше обыкновенной шариковой ручки. В таких пропорциях она не казалась свирепой; наоборот, выглядела она очень даже мило. Но моя память вспыхнула яркими красками смерти.
Кроме игрушки, в портфеле лежали фотографии, на которых была изображена счастливая семья. Отпуск. Южное солнце. Красивое море на заднем плане. Счастливый глава семейства, его жена и ребенок.
Главой семейства был Иван Капустин. Тревожное чувство охватило меня. Я поднял взгляд, и увидел, как аквариумы начали стремительно наполняться кровью. Она казалась мне вязкой, липкой.
Я проснулся…
Геральдина долго и пристально смотрела на меня своими усталыми глазами. Я прекрасно понимал, что ей не доставляло особой радости сообщать мне неприятную новость. В тот момент я даже смог различить каплю сострадания в ее бездонном взгляде.
– Я вынуждена попросить тебя, – говорила она. Я сидел в кресле напротив ее письменного стола и с изумленным выражением лица старался выдавить из себя хотя бы слово. Все было тщетно.
Реальность все дальше и дальше отодвигалась от меня. Некоторым людям кажется, что стены давят их, подобно огромному железному прессу, сминающему покореженные колымаги на какой-нибудь пригородной свалке. Я же ощущал, будто стены разъезжались в стороны, оставляя после себя лишь пустоту, заполненную светом. Я прищурился.
– Я вынуждена попросить тебя освободить кабинет, – продолжила Геральдина, отстранив взгляд. – Но хочу сказать, что это не моя прихоть… не думай ничего…
– И чья же это прихоть? – спросил я.
Она выдержала паузу. Вероятно, пыталась выстроить предложения в ровные ряды, чтобы все выглядело как на параде в День Победы. Стройно, отточено. Она постоянно делала так, но раньше это не вызывало во мне столько гнева.