– Что ты здесь делаешь? – спросил я его.
– То же, что и ты, – ответил Артем.
Он сидел на полу, подтянув ступни под себя. Вытянув вперед исколотые руки, он что-то насвистывал себе под нос, а затем стал громко кричать, мотая головой. Слюна полетела из его рта, окропляя белую рубашку и белые брюки, сотканные из прочной, но довольно дешевой ткани.
– Замолчи! – крикнул я ему, но силы моего голоса было недостаточно.
Он не прекращал кричать. Я пытался скрыться от крика под подушкой, хотел погрузиться под нее всем телом, но у меня ничего не получалось.
– Заткнись!
Артем кричал что-то нечленораздельное. Мне захотелось убить его. Снова. Я встал с кровати и со всего маху ударил его ногой по лицу. Я делал это снова и снова. Его крик упал на пол резким вздохом.
– Закрой свою пасть, наркоман чертов!
Злоба кипела во мне до тех пор, пока в мою палату не вошли двое крепких санитаров и не скрутили меня. Я попытался вырваться, но оказался бессилен.
Последовал укол, после которого по моему телу разошлось тепло. Я почувствовал, что очень сильно захотел спать. Санитары уложили меня на кровать. Дальше память моя расплывается. Быть может, я видел сновидения.
Быть может, я видел, как моя дочь растет. Я думал, что она становится взрослой. Как бы я хотел увидеть ее первые победы и поддержать после первых поражений. Я хотел бы знать, что она влюблена в хорошего парня.
В моих снах она была прекрасна. Так бывают прекрасны полевые цветы в свете яркого летнего солнца, когда ты, находясь вдали от больших городов, наслаждаешься спокойствием своей души с человеком, который стал для тебя частью этой самой души.
Мы с Ксенией гуляли по полю, держась за руки. Странно было наблюдать за ней, столь взрослой, ведь сам я не сильно постарел. Конечно же, кожа моя не была так свежа, как в молодости, да и уголки глаз давно покрыли лучики морщин. Но я не был стариком. А она была молода и прекрасна.
В моих снах мы становились ближе, и явные изменения в возрасте были тому подтверждением.
В своих снах я был спокоен.
Я был неспокоен, когда ко мне пришла Дина. Ее лицо не было перекошено и изуродовано из-за падения с большой высоты, да и конечности ее упругого тела не были вывернуты в разные стороны. Не было крови, запекшейся под носом и на подбородке, на ушных мочках и лбу. Она была такой же живой, какой была прежде, еще до падения.
– Скучал по мне?
Мне хотелось солгать ей, но я не мог. Меня все еще манило к ней, но не так, как манило меня к Лиле. То были совершенно разные чувства, имеющие мало чего общего в истинной сути своей.
Я хотел ее.
– Скучал…
Воспоминания о ее плоти, чуть соленой на вкус, пропитанной потом, покрывавшим ее тело во время наших соитий, возбуждали меня. Запах ее волос, вдыхаемый мною в моменты, когда я подходил к ней сзади и касался пальцами рук ее бедер, а после продвигался чуть ближе к ее паху, все еще не покидал мою память.
На ней была белая блузка и черная юбка. Офисный стиль. Ничего лишнего. Я расстегивал пуговицу за пуговицей, предвкушая дальнейшие действия моих рук. Кружевной бюстгальтер поддерживал грудь, и мне хотелось сорвать его с Дины резким движением руки. Так я и поступил.
– Ты хочешь сделать мне больно? – спросила она, испуганно глядя в мои глаза.
Ничего не ответив, я впился губами в сосок ее левой груди. Я ласкал его языком, а тем временем моя рука забралась под юбку. К тому моменту Дина уже была мокрой. Мои пальцы скользили по влажной коже.
– Войди в меня…
Я очнулся довольно быстро. Простыня была запятнана каплями спермы, извергнутой из моего члена. Чуть обмякший, он лежал в моей руке. Ничего не понимая, я вскрикнул.
Мои губы, да и все мое лицо было измазано губной помадой ярко-красного цвета. Та помада была нанесена на губы Дины, и это я хорошо помнил. Но всегда ли наши воспоминания являются отражением того истинного, что случилось в жизни? Воспоминания могут быть вымыслом. Они становятся вымыслом, когда на них накидывают выдуманные фрагменты и детали, дабы скрасить картинку, представить ее в лучшем свете.
Мои воспоминания были вымыслом. Дина была вымыслом. Я понимал это, глядя на собственное отражение в зеркале. Мое лицо было перепачкано помадой, мои пальцы слипались от телесной жидкости, которую я выплеснул из себя в порыве страсти к какой-то из своих частей. От понимания всего этого меня затрясло.
– Нет… нет… что же это?
Не зря мы были так похожи с ней. Не зря…
Больничные стены стали клеткой для безумия, разыгравшегося внутри меня. Я заблудился в коридорах, наполненных запахом лекарств вперемешку с вонью испражнений некоторых из пациентов. Те коридоры принимали в свое пространство невнятное хлопанье тапочек, в которых из стороны в сторону расхаживал душевнобольной с потерей памяти. Я смотрел на него и тихо завидовал ему и его недугу. А у меня ведь почти получилось забыть…