Дома, сгрузив женщину на кровать, драук набрал в кружку воды, накапал успокаивающего зелья и заставил ее это выпить. Намочив полотенце, обтер ей лицо и руки, потом заварил травяной напиток, стал готовить еду и поймал себя на мысли, что ему все это нравиться: касаться ее, ухаживать за ней, даже просто смотреть. Она ослабела за эти пять дней. Вяло выпила кружку напитка, через нехочу, под его настойчивые уговоры съела пару-тройку ложек очень жидкой каши и сразу же уснула.
Поев, убрав за собой, Ршшик все шагал и шагал, потом решился, вошел, сел, а потом и лег возле нее. Откинув прядь золотисто-медных волос, он любовался ее лицом, осторожно прикасаясь, чтобы не разбудить, гладил щеки, притронулся к носику, обвел пальцем контур губ. После последнего действия скакнуло сердце и разгорелся внутренний жар, шептавший, что можно сейчас сорвать поцелуй, ведь завтра, когда она придет в сознание, не позволит целовать себя. Он гнал от себя эти мысли, но они возвращались к нему с настойчивостью бумеранга.
С дико бьющимся сердцем этот суровый и выдержанный воин, взволнованный как мальчишка перед первым свиданием, нежно, почти невесомо, коснулся губ женщины, чуть лаская и понимая, что она откликается на поцелуй. Драук уже не сдерживал себя. Он хотел почувствовать ту головокружительную эйфорию, как после первого поцелуя в камере. Не хотелось больше сдерживаться и лгать, прежде всего, самому себе, что ему это не нужно. Нет, ему это нужно, очень нужно. Ему нужна эта женщина, имени которой он не знал. Поцелуй, долгий и страстный, совершенно сбил ему дыхание. Мужчина, уткнувшись в макушку своей пленницы, прошептал:
- Какая ты сладкая! Невыносимо вкусная! – и обнял ее, прижимая к себе. Он первый раз, после встречи с ней, спокойно и безмятежно заснул, впрочем, даже во сне, не выпуская ее из рук.
***
Она проснулась от взгляда. Открыла глаза, на нее смотрел с легкой улыбкой Ршшик. Она смутилась. Он провел пальцем по щеке, обрисовал контур губ, склонившись, с жаром поцеловал, немного испугав своим напором. Драук это понял, еле слышно, немного разочарованно выдохнул и спросил:
- Как тебя зовут, сладкая? – Теперь ему было приятно ее смущение, окрашивающее щеки в красный.
- Аня. – Имя иноземное, незнакомое, но уже такое родное. Он попробовал его произнести, медленно, с расстановкой:
- А-ан-ни-а, Ани. Красиво! А что оно обозначает?
- Милость Богов.
- Будем считать, что Боги мне проявили милость в твоем виде, - с сожалением выпустил ее из кольца своих рук. – Надо завтракать и на службу идти.
Поднявшись, он на полотняный пояс надел жесткий, железный и пошел готовить завтрак, разговаривая из соседней комнаты, кухни и столовой в одном помещении. Разговоры были о еде, что она любит, какие блюда предпочитает, как готовит, какие продукты любит использовать и прочее.
Лежать было стыдно, драук все-таки забрал из темницы. С трудом приподнявшись, села, отдышавшись, пошаркала на кухню. Ршшик не стал ругать. Просто подхватил на руки и отнес на широкий диван. Быстро приготовив на стол, подвинул его к Ани. Во время завтрака усиленно пытался накормить ее, потом убрал посуду, отнес обратно на кровать, заварил ей укрепляющий настой, велел пить его, пока он не вернется с работы. Накинув кожаный жилет на голое тело, быстро нацепил всю амуницию, вылетел из дома, закрыв дверь на замок. Ему не хотелось, чтобы кто-то увидел ее, особенно такой, беспомощной, не сумеющей сейчас даже постоять за себя. И вообще не хотел, чтобы кто-то смотрел на нее. Ани – его. От мысли, что ее могут отобрать, у драука заходили желваки на скулах и в глазах появился опасный огонь.
Никто не тронет то, что принадлежит ему. Никто!
Глава 5
Ршшику пришлось вести следствие, искать убийц. Он постоянно дергался из-за того, что не может попасть домой в обед. Ани сейчас не в состоянии сама что-нибудь приготовить. И сам себе удивлялся. В их мире, то есть мире драуков, нет такой особой заботы. Да, самка, другие самцы и дети гнезда будут ухаживать за раненым, но чтобы так переживать – никогда. А он переживал. Отговорившись какой-то небылицей, прибежал домой буквально на пару минут. В двух словах объяснил Ани обстановку, поставил еду, воду и какой-то таз для исправления нужд, поцеловал и помчался вновь искать преступников. На обратном пути улыбался. Теперь поцелуй стал наркотиком.