Именно из-за этих грязных луж я и сидела с опухшими глазами и лила слёзы. Вся моя новая юбка, которую мама купила мне перед поступлением в шестой класс, была безнадежно испорчена. Помятая и с грязными пятнами, её словно выловили со дна мусорного бака. Так я себя и ощущала. Грязным, побитым, никому не нужным рыжим котёнком.
Кровь, стекающая с разбитой коленки, добралась уже до белоснежных гольф. Я, периодически шмыгая носом, копалась в своём стареньком рюкзаке, пытаясь найти салфетку.
Школьники, свидетели моего позорного падения, посмеивались и проходили мимо. Думаю, в каждой школе был свой изгой, которого не любили из-за… Да не из-за чего. Просто не любили. Может, из-за излишнего оптимизма. Может, у него, как и у меня не было родителя, или же он учился лучше остальных, или он не мог себе позволить то, что есть у других. Но я не заслужила этого! Не заслужила их колких слов и злорадных взглядов.
Дети порой бывают чертовски жестоки. Они не замечают, что простое бездумно брошенное слово может быть причиной душевной травмы. Одно неосторожное действие станет ударом, после которого так тяжело вновь встать на ноги. Иногда, эта боль идёт с тобой бок о бок всю жизнь.
А потом из таких забитых детей вырастают агрессоры или постоянные клиенты психологов. А какие в посёлке психологи? Многие взрослые «лечили» свою психику водкой. А дети вымещали злобу на таких же детей. Замкнутый круг. Но так жили большинство. Даже спустя годы я вспоминала их. Без злости. Лишь с тоской и грустью.
Знающий психолог сказал бы, что вся эта злоба идёт из семьи. Возможно, у Ваньки, толкнувшего меня в грязную лужу под истерический смех его дружков, отец бил мать. И для него такое поведение обыденное. Может быть, его мать совсем не дарила ему любви и ласки, поэтому он озлобился на всех, кто не может дать отпор.
Никто за меня не заступился. Никто ему не надрал уши. Все прошли мимо с чувством презрения или в лучшем случае с безразличным взглядом. Я не винила их и не ждала другого. Я была больше, чем уверена, что моё падение вся школа будет помнить до конца учебного года.
Мне было их жаль. Жизнь так коротка, чтобы тратить её на ненависть. Я мечтала каждый день дарить прохожим и даже совершенно незнакомым людям радость. Ведь так приятно, когда просто так тебе улыбаются. Ловишь позитив от постороннего и в тебе распускаются цветы. Но это всё глупости. Я поняла, что это никому не нужно. Простая улыбка вызывала агрессию. Добрые слова зачастую оставались не замеченными. А в бескорыстных поступках люди видели подвох. Этот мир был слишком чёрствым для меня.
Я всё сидела, хлюпая носом и тяжело дыша, пытаясь унять дрожь в руках и привести чувства в порядок. Совсем не хотелось расстраивать мать. Чтобы не встречаться с глумливыми лицами школьников, я опустила голову.
— Чего сопли размазываешь? — передо мной остановились чьи-то белые кроссовки.
Я подняла заплаканное лицо, встретив веселый взгляд. Ещё один, кому хотелось посмеяться над горем другого.
Я его знала. Дима. Митька. Тот самый «сын маминой подруги». Симпатичный парень, живший по соседству. Выпускник нашей чёртовой школы, в которой всем друг на друга наплевать.
Я никогда не вызывала интереса у мальчиков, как мои сверстницы. Что можно было разглядеть за копной рыжих волос и в щупленькой фигурке? Мама говорила, что внешностью я пошла в отца.
Митька был хорош собой. Высокий. Выше всех в своём классе. Красивое ещё мальчишеское лицо с самодовольной улыбкой. Стильная стрижка и одежда, купленная явно не на ярмарке «выходного дня». С детства он знал себе цену. Никогда не увивался за девчонками. Они сами липли. Иногда, сидя у окна своей маленькой комнатки, я наблюдала за ним и мечтала, когда вырасту, непременно выйду за него замуж. Глупые детские фантазии…
Поэтому я округлила от удивления глаза, до конца не веря, что он обратился ко мне.
Я вытерла лицо тыльной стороной ладони, пытаясь быть менее жалкой перед этим красавчиком. Он ухмыльнулся, дёрнув уголком губ.
Мои и без того розовые в мелких конопушках щёки зарделись ещё сильнее, и я опустила глаза.
— Язык проглотила, Манька? — не дождавшись моего ответа, он приземлился на лавку рядом, расслабленно откинувшись на спинку.
Я вновь посмотрела на него, сдвинув брови.
— А ты откуда знаешь, как меня зовут? И вообще, я Мария, — я считала, что интонацией моего голоса можно порезаться.
— Вот будет тебе лет тридцать, тогда и будешь Марией, а пока ты соплюха, — он хмыкнул над моей явно перекосившейся физиономией. Я так и знала, что он остановился для того, чтобы посмеяться.
Я разозлилась. Разве так можно? Кто он вообще такой, чтобы так разговаривать со мной? Он просто-напросто обычный хам. Такой безумно привлекательный хам, по которому я тайно вздыхала. Но этот факт ещё больше разозлил меня. Он такой же, как и все эти предатели, смеявшиеся над беззащитной девчонкой, лежавшей в луже.
Я вскочила с лавки, сжав кулаки и не обращая внимания на боль в ноге. Если бы человек мог метать молнии или искры, то я бы подпалила эти аккуратно уложенные гелем волосы на его голове. Мои губы сжались в тонкую линию, пытаясь сдержать не прилично грязные слова, рвущиеся наружу. Глаза щипало. Не хватало ещё разрыдаться перед ним.
— Оу-оу! О чем бы ты не подумала, остановись. Ты похожа на разбушевавшегося чихуахуа, — Митька поднял руки в примирительном жесте. Попытка успокоить провалилась с треском. Его задорная улыбка была последней каплей.
— Да… пошёл ты… — мой голос дрогнул, и предательская слеза всё же скатилась по щеке.
Глава 2. Маша
— Да сядь ты! Успокойся, мелкая, — Митька раздраженно скривился, словно не ожидал такой реакции.
Я стояла, тяжело пыхтя, и глядела на него сверху вниз. Парень же вновь расплылся в самодовольной улыбке, как будто опомнившись и нацепив маску. Раскинул вальяжно ноги. Всем своим видом он показывал, что чувствует себя «в своей тарелке». Даже солнечные очки на нос нацепил, играя роль плохиша.
— Чего тебе, Дим?
— Кто тебя так? — он кивком указал на разбитую коленку, при этом не выглядя особо заинтересованным. Словно спросил от скуки.
— Упала.
— Не звезди, соплюха, — он повернул голову в мою сторону.
Я же гордо задрала подбородок чуть выше, помня мамины слова. «Как бы тебе больно и обидно ни было — ты не должна показывать свою слабость». Она права. Я понимала, стоит показать, что у тебя совсем нет брони на сердце, тут же в него воткнут нож и повернут рукоять.
Поэтому, как бы ни дрожала внутри моя душа, и как бы ни просилась истерика вырваться наружу, я сжала зубы и с вызовом посмотрела на Диму.
— А что? Тоже хочешь посмеяться?
Пусть я и была наивной и верила в доброту несмотря ни на что, но в отношении таких нахальных красавчиков у меня сложилось стойкое мнение. Он знал себе цену. Девчонки нашей школы тайно вздыхали, глядя на него влюблёнными глазами. Зная это, он опустился до того, чтобы вот так просто общаться с, мягко говоря, не самой популярной мной, сидя на расстоянии вытянутой руки. Здесь что-то явно было не так.
В голове сложилось два варианта. Либо он посмеётся, глядя на мою напускную браваду и грязную юбку. Либо безразлично пожмёт плечами и уйдёт.
Но сосед меня удивил.
— Ты на клоуна не похожа, Мань. Ты похожа на испуганную девчонку, которая никак не вписывается в местное общество, — его тихий голос успокаивал мои расшатавшиеся нервы. Он словно глядел в самую суть. Словно знал меня.
Мне хотелось слушать и слушать, как он говорит без всяких издёвок и попыток обидеть. Словно мы были близкими друзьями и ему было до меня дело.
Так хотелось верить этому человеку. Хотелось хоть на кого-то положиться. Доверить совсем ещё детское ранимое сердце, которое каждый может ранить обидным словом. Мне было необходимо знать, что я не одинока в этом мире.