Кейт стала вдруг понимать, что брак родителей вовсе не был удачным. В самом деле, быстрота, с какой Рей занял место отца в их доме, наводила на мысль, что прошлая жизнь не была столь безоблачной и счастливой, как ей казалось. Что, если мать притворялась все эти годы, живя бок о бок с отцом? И другой она ее уже не воспринимала. Так Кейт потеряла обоих родителей.
Сейчас, глядя на слегка пожелтевшую фотографию, Кейт ощущала, что странное чувство поднимается внутри ее – словно по мере того, как время стирает из памяти дорогие черты, постепенно ускользает понимание того, кто же она есть на самом деле. Потому-то в ее жизнь и вошла Ив Синклер. Кейт была еще нескладным, неоформившимся полуребенком-полуподростком. Ив же была совершенна, и, безусловно, Кейт куда легче было затеряться во тьме киношки и жить два часа выдуманной жизнью, чем блуждать вслепую по миру в поисках своего «я».
В пять часов последовал быстрый стук, и дверь в комнату Кейт бесцеремонно распахнулась.
Ирма Гамильтон окинула дочь взглядом, в котором не было и намека на тепло.
– Мы с отцом приглашены на обед, – сказала она сухо. «Он мне не отец», – подумала девочка.
– В холодильнике я оставила тебе поесть, – добавила она сухо. – Разогрей, когда захочешь.
Кейт смотрела на мать: темно-каштановые крашеные волосы, серо-зеленые глаза. Ирма была уже несколько грузновата (от пива и конфет, которые очень любила), но при этом источала чувственность, тем более явную в кричащих платьях, туго обтягивающих бедра и грудь. Губы ее постоянно кривила усмешка, словно окружающий мир раздражал ее, и только поглощенность плотскими удовольствиями давала ей какое-то подобие душевного равновесия. Кейт не раз слышала, как Рей называл ее сукой, и не могла не согласиться, что это слово характеризует ее как нельзя лучше.
Девочка ничего не ответила. Она знала, что мать и Рей отправятся в ближайший гриль-бар, где они обедали, по меньшей мере, дважды в неделю. За едой они будут пить, много пить. Вернутся поздно, после девяти, и будут еще пить. Может статься, опять начнется потасовка. Кейт была так рада побыть в одиночестве. Она мечтала только о том, чтобы они уходили из дома почаще.
Мать хмуро оглядела комнату.
– И не забудь прибрать в комнате, – проговорила она. – Тут словно чертов ураган прошел.
И не сказав больше ни слова, вышла.
Остаток дня и вечер Кейт провела в тщетных попытках сосредоточиться на уроках. Но вместо занятий она то и дело подходила к своему тайничку и начинала перебирать немудреное богатство. Мысли ее были заняты только Ив Синклер.
К десяти часам, когда хлопнула входная дверь, Кейт была уже в пижаме. Она успела принять душ, расчесать волосы. В мозгу вдруг опять всплыло, что она так и не вызубрила математику. Рассказик тоже остался недописанным.
Никто не пожелал ей доброй ночи. По доносившимся снизу звукам она могла понять, что взрослые выпили сегодня больше, чем обычно. Совсем не по-доброму звучали скрипучие подзуживания матери и раздраженные ответы Рея.
Кейт легла в постель. Она пыталась отрешиться от их голосов, звяканья льда в бокалах, переживая снова и снова виденное сегодня на экране. Она вспоминала Ив, бегущую через гостиную в отцовские объятия, резвящуюся на лужайке плантации, лучистая улыбка маленькой актрисы словно баюкала, утешала, заслоняя собою все то, что Кейт так хотелось забыть. Ее собственный мир стал терять очертания – она вернулась домой.
Ее дремоту оборвал резкий скрип ступенек – взрослые поднимались наверх. Мечта все еще боролась, цеплялась за последние клочочки иллюзии, но вот уже хриплые вздохи и омерзительный визг кроватных пружин разорвали слух, доводя Кейт до отупения. В какой-то момент эти звуки показались ей даже смешными. Усилием воли она попыталась опять перенестись в уютный, счастливый домик на плантации – прелестная девочка в белом платье, любящие родители, изумрудная лужайка и перешептыванье ветра в верхушках деревьев. В этот зыбкий миг Кейт ощутила себя Ив.
Девочка спала.
2
Голливуд, Калифорния. 12 сентября 1930 года
Ив Синклер была голодна.
В сущности, она просто погибала. Ее юное тело, алкавшее быстрого притока энергии, молило: чего-нибудь вкусного, сладкого.
Больше всего на свете ей хотелось увидеть перед собой громадное блюдо, полное шоколадного мороженого со взбитыми сливками и вишенкой на верхушке.
Нет, подумала она, лучше – три вишенки.
Она была уставшей и раздраженной после изнурительного утра на съемочной площадке – шла работа над новым фильмом «Гримасы судьбы». А ей предстояло еще вытерпеть урок истории и английского со студийным учителем в промежутке между вызубриванием новых реплик к последней сцене и прогонки вместе с хореографом трудного танцевального номера.
В половине двенадцатого ее мозг начал просто плавиться под жгучими лучами солнца, и учитель выбранил ее. Затем режиссер сделал ей замечание за постоянную ошибку в одной из реплик. В конце концов усталость проступила у нее на лице, и съемка была приостановлена, чтобы дать Ив возможность отдохнуть хотя бы полчаса.
Теперь она расслабилась. Ее мать чуть подправила грим. Это было занятие, которое она ревниво хранила только для себя, – она считала внешность Ив своей собственностью не только на период съемки, но и на все остальное время. Она просто не могла допустить, чтобы прелестное лицо дочери, а заодно и ее карьера, были подпорчены каким-нибудь неловким студийным гримером.
Мать сидела перед Ив, нанося последние штрихи румян на ее щеки, чтобы скрыть их бледность.
– Ты отработала хорошо, – говорила она. – У тебя было трудное утро, но ты держалась молодцом. Ты чертовски хорошая актриса! Ты показала им сегодня, что значит настоящая звезда.
В ее голосе была какая-то странная, безличная твердость. Ив слушала, ничего не говоря. Ее мысли заглушал болезненный голод.
– Мама, можно мне немножко мороженого? – Девочка спросила без всякой надежды.
Мать рассмеялась.
– Мороженого? – воскликнула она. – Сейчас? Ты же посадишь голос. Какое мороженое, дорогая? Разумеется, нельзя. После следующей сцены тебе дадут немного супа.
Ив молчала. Она принимала правила игры, установленные матерью, безо всяких вопросов. Ведь именно благодаря неустанной материнской опеке она была здесь, в Голливуде. Именно мать заставила ее петь и танцевать буквально с пеленок, приглашая к ней учителей музыки и ганцев. Эти занятия помогли девочке выдержать кинопробы во всемирно известной студии.
Конечно, ответ был положительным, так как Ив, кроме пластичности, хорошего музыкального слуха и голоса, демонстрировала и не по годам зрелый актерский талант в сочетании с очаровательной внешностью. Она стала работать по контракту в «Уорлдвайд пикчерз», зарабатывая пятьдесят долларов в неделю. Сначала ей предлагали роли во второразрядных фильмах и небольших комедиях. Но в один прекрасный день, когда ей было уже девять лет, ей выпал счастливый случай участвовать в фильме под названием «Девчонка из прерий».
Благодаря достаточному опыту игры перед камерой и жестоким штудиям в промежутках, Ив была готова бросить вызов судьбе. В «Девчонке из прерий» она играла роль дерзкой, но послушной дочери молодого фермера, который был вынужден спасать свою землю от жадных и бессовестных банкиров, и она была на высоте. Ее необыкновенная выдержка и естественность перед камерой производили впечатление на всякого. Картина имела необычайный успех. Посыпались новые предложения, огромные броские афиши расклеивались повсюду, привлекая в кинотеатры уйму зрителей. Ее мать и антрепренер Ирвинг Файн приступили к переговорам по поводу новых, гораздо более выгодных контрактов для нее, и калейдоскоп однообразных съемок и упорных занятий пением, танцем и актерским мастерством в промежутках завертелся еще быстрее.
Крепкая девочка, Ив выдерживала нагрузку. К одиннадцати годам она была уже известной маленькой актрисой в Голливуде. Профессионализм и надежность сделали ее имя привлекательным для любой кинокомпании. Она стала одной из самых избалованных славой кинозвезд, одним своим участием гарантировавшей успех любому кинофильму.