– Каришка? Моя сладкая глупышка? – рассмеялся Ромка, исчезая за высокой стойкой администратора.
Моя работа… Это то немногое, что приносило настоящее удовольствие. Я самостоятельно, лет семь назад, открыла швейное ателье, сняв крохотное помещение на окраине города. С самого детства имела слабость к рисованию, мои карандашные наброски были повсюду: в машине водителя, в кабинете директора школы, в шкафу с одеждой, на холодильнике, в груде дров для растопки. Отец с Васькой частенько подсмеивались, рассматривая мои рисунки. Но мне было все равно. Я успокаивалась, когда брала в руки карандаш. Вот и теперь я целыми днями рисую эскизы счастливых женщин: одни идут на скромный праздник в кругу родственников, другие готовятся блистать на ковровой дорожке, а кто-то ждет любимого, облачившись в тонкое кружево нижнего белья. Моя задача – рисовать, остальное решает Ромик. Он и глазом не моргнул, когда я ему принесла пачку эскизов нижнего белья. Он выпучил свои губки-уточки, почесал идеальную бороденку и отправился работать.
Этого мальчонку-гения я нашла совершенно случайно, будучи еще гордой съемщицей двадцатиметрового помещения на окраине. Он нуждался в работе, а я не умирала с голоду, да и начала эту авантюру не с целью приобретения стабильного дохода, поэтому не отказала ему, да и компания мне не помешала бы. Ромка быстро сориентировался, поняв, что швейные ателье, как вид бизнеса, стали вымирать еще на пороге двухтысячных, превратившись больше в ремонтные мастерские, чем в места, где бушуют вкус, стиль и немного фантазии. Этот оголодавший выпускник архитектурного института рьяно принялся разбивать стереотипы, прокладывая нам дорогу в светлое и, как он надеялся, довольно успешное будущее.
Сначала мы сняли помещение побольше, затем нашли толковых швей, а затем Рома стал создавать имидж успешности нашему детищу, к которому деньги поплывут сами. И оказался абсолютно прав. Стоило только переехать в центр, сделать шикарный ремонт, нанять администратора с внешностью топ-модели, а голосом оператора из службы секса по телефону, как колокольчик над нашей дверью стал подергиваться все чаще и чаще.
Конечно, я влезла в такие долги, что до сих пор страшно. С отцом мы в то время почти не общались, поэтому он не сильно рвался помочь начинающей акуле бизнеса, но и не отказывал в мелких «подгонах» на ткань и зарплату швеям. Благодаря удаче и, возможно, шальной дерзости, через шестнадцать месяцев я планирую знатно напиться, громко выкрикивая, что больше никому ничего не должна.
Я скинула сапоги и, взобравшись с ногами в мягкое кресло, замерла, рассматривая эскизы, заброшенные неделю назад. Я не знала, как подступиться к этому платью. Мне нужны были чувства, чтобы ощутить, как легкий шелк скользит по коже, нужны были звуки его волшебного шуршания.
Закрыв глаза, я представляла себя в этом шикарном красном платье: две широкие полоски шелка струятся по шее, прикрывая соблазнительные полушария груди. Ткань так нежно касается кожи, что соски определенно напрягаются, привлекая к себе мужское внимание. Широкий пояс, унизанный мельчайшими кристаллами, служит скорее корсетом, лишая лёгкости дыхания, и, как контраст – довольно вольная юбка, подчеркивающая дерзость женских изгибов: невесомо струящаяся по бедру ткань ласкает нежную кожу, впускает легкий ветерок и разгоряченную мужскую ладонь…
– Что? – взвизгнула я и подскочила на стуле. Сердце громко заухало, а легкие сжались, не выпуская набранный воздух. Грудь заломило, а перед глазами поплыла дымка, сквозь которую просвечивала мужская фигура…
– Бл**ь! – взвыла я, вышвыривая содержимое ящиков прямо на пол.
Руки сами тянулись к сигарете. И я поддалась. Черт! Два года завязки псу под хвост. Ну, Лазарь… Да, что в нем такого? Смазливый качок, щедро рассыпающий шутки. Прислуга, которому есть такса.
Прикурив длинную сигаретку, глубоко вдохнула и закрыла глаза, погрузившись в приятные воспоминания. Никак не могла оторвать глаз от огромного, подернутого густыми разводами пара, зеркала в гостиничной ванной, где отражалась мужская фигура.
Зрение меня подводило… Вернее, подводили меня ласки Лазаря. Его огромные ладони скользили по мне, прижимая к себе так близко, что было трудно дышать. Обжигающий пар витал вокруг нас, оседая на коже капельками влаги. Этот огромный мужчина, с грациозностью танцора, играл с моим телом, как виртуоз, нажимая на потаенные клавиши, извлекая неведомые доселе звуки, топя меня в немом стоне.
Он истязал меня, распластав по каменной стене: входил быстро и вдруг замирал, сжимая моё лицо своей огромной ладонью, смотрел в глаза и выходил, опустошая растомленное тело миллиметр за миллиметром. Так медленно, со вкусом. Моя плоть сжималась, моля о пощаде, ну, либо о продолжении! Глаза пытались навести фокус, чтобы наблюдать за его телом в зеркальном отражении: широкие плечи были похожи на крылья орла, взмывающего высоко в воздух. Я сдерживалась, как могла, оттягивая момент кульминации, но с ним это не прокатывало. Лазарь ждал и чувствовал, а за мгновение до оргазма хватал меня за лицо, фиксируя на себе мой взгляд. Забирал все… Забирал каждый прерывистый вздох, вдыхал обессиленные выдохи. Это как перегрузки, когда ты чувствуешь, как плавится твой мозг, но ничего не можешь с этим делать. Изверг! И я почти привыкла…