Пен хромал по тротуару. В кармане у него лежало желтоватое предписание на перемещение. Три месяца назад ему исполнилось сорок пять лет. На дне рождения у него никого не было, кроме двух сослуживцев. Все его прежние друзья были «перемещены» несколько лет назад. Год назад была «перемещена» жена. Ребенок воспитывался в интернате для «подающих особые надежды». В свои сорок пять Пен оказался не обременен ни бытом, ни службой, ни личными привязанностями. Все случилось как бы само собой. Все было правильно и по закону. Оставалась только какая-то космическая пустота внутри. Такая пустота, что Пен стал путешествовать по ней в своих снах, где он управлял могучим «Флагманом» на самых отдаленных пустынных трассах. Пен устало поднялся на сотый этаж, зашел в обиталище и повалился на кресло перед телеэкраном. Замелькали картинки передач. Сенсоры «напряглись», улавливая интерес в зрачках своего хозяина. Наконец программа установилась. Передача была о подготовке праздника «Перемещения». Диктор бодро вещал о готовящихся торжествах и беспримерных подвигах тех, кто нашел себя в Дальних и Ближних мирах, неся земной свет разума, любви и доброты. Пен бездумно вытащил из кармана предписание и развернул одной рукой. На согнутом листе была пропечатана дата – 2 июля. Через два дня – подсчитал Пен. В 19.00 по Земному времени. Трансфер «Радуга-3». Название-то, какое – земное. Могли бы назвать и попроще, скажем – «Линия-8», как это было у Жоржа, или «Консул-17», на котором улетел Гарри. Друзья обитали где-то на Дальних мирах, так как не оказались положительными землянами на момент Общественной Комиссии. Ему же светил один из трех миров созвездия Сердца. Грустно. Двадцать пять лет безупречной службы. Выдержка и дисциплина, выработанная в эксперт-школе пилотов-изыскателей, на долгие годы превратили его в машину для обучения. Об успехах своих выпускников он слушать не любил, да и вообще со временем стал замкнут. Волк-одиночка. Хромой на одну ногу и слепой на один глаз. Дети его побаивались, но уважали. Он не испытывал сожаления, что теперь жизнь его изменится. Никаких сентиментальных воспоминаний о проделках лопоухих подопечных. Впереди его ждала какая-нибудь ржавая орбитальная посудина, обслуживающая вместительную планету «стариканов», как называли прошедших «перемещение» на Земле. Еще лет пять общественно-полезного труда, а потом – разводить какие-нибудь сиреневые кристаллы на внеземных грядках. По вечерам же, естественно, посматривать сквозь разряженную атмосферу на звезды и попивать «Марсианский шомпол» маленькими глоточками. Пен встрепенулся. Видимо он незаметно для себя задремал. Соображая, который сейчас час кандидат на «перемещение» заметил, что шел вечерний цикл развлекательных передач. Какие-то размалеванные юнцы не очень смешно шутили и надрывно смеялись над собственными несмешными шутками. Пен встал, сбросил дневной комбинезон и направился в душевую. Мысли были невеселые. Сколько раз он присутствовал на застольях по поводу «Перемещения»! Даже когда улетала его жена, все было по-другому. Была естественная необходимость и общественная признательность в виде дополнительной страховочной пенсии. Жена обитала нынче в третьем Ближнем Мире. Они редко созванивались, еще реже писали друг другу сообщения. Жена приняла новую жизнь с готовностью врача-экспериментатора. Было у нее теперь все хорошо. Но это не радовало. Пен не собирался воссоединяться, и отдался на волю случайного выбора Общественной Комиссии. Один из трех Ближних миров его устраивал, а там – как получится. Контрастный частотный душ привел его в норму. Комплекс упражнений по методике Бойля, вечерняя аудио-пресса и чашка оранжевого чая – вот привычный для него замкнутый круг. Замкнутый круг, который дал трещину…
На Торжество «Перемещения» Пен прибыл без опоздания. Всю свою нехитрую поклажу он сдал на третью транспортную линию. Обиталище на сотом этаже значилось в реестре освобожденным, а все должностные записи заканчивались теперь коротко – «перемещен» и дата. Сегодняшняя дата. Шел третий день «Перемещения». Первые два прошли без эксцессов. Шестнадцать грузопассажирских трансферов уже разлетались веером по семи направлениям. Восемь висели на орбите «под парами» и один из них с издевательским названием «Радуга-3». В просторных залах Правительственного дворца строгая деловая атмосфера была разорвана в клочья. Среди нарочито праздничных веселых компаний в легком оцепенении сновали сотрудники организации. На этом фоне поражала их красивая, сидящая по фигуре светло-серая униформа. Люди почтительно уступали служащим дорогу, но толпа смыкалась, и вновь были слышны громкие оптимистичные голоса, смех и приглушенная музыка. В двенадцать часов на огромных экранах было показано обращение председателя Общественной комиссии. Общий смысл обращения сводился к тому, что Земля чтит всех своих сыновей и дочерей, что ростки разумного, доброго и вечного теперь переходят в наши руки вместе с надеждой всего человечества, что Земля не забудет, а если что – и не позволит. Пен слушал с едва приметной улыбкой в уголках губ. Отчего-то все происходящее вокруг начало казаться ему сказочным карнавалом. Как в детстве, Пен пытался с первых страниц отделить положительных героев от отрицательных, и не мог. Основу праздника составляли сорокапятилетние земляне, члены их семей и правительственные служащие. Еще на улице Пен обратил внимание, что весь город живет своей обычной жизнью. Торжество «Перемещения» со стороны выглядело, как сбор ветеранов какой-то давно позабытой войны. Космический конвейер работал на славу. Туда человеческое вторсырье, оттуда – первоклассные ресурсы. Вот удобная формула для вечной славы земного «Парадиза». Долгосрочный «рай» заканчивался и, кажется, пора было начинать жить по-человечески. Пен отметил, что его впервые посещали такие мысли. Раньше, на подобных торжествах, он все больше задумывался о качестве организации этих мероприятий. «Во имя общества и человека», так сказать. Именно такой девиз красовался на гербе Объединенной Общественной Комиссии (ООК). Но теперь было другое дело. Он был выключен из общества «небожителей» по специальному распоряжению этой самой ООК. А человека в нем было ровно столько, сколько часов он налетал на «Флагмане» до своего последнего полета в расщелину с высоты десяти метров. Ох, недоброй была эта улыбка в самых уголках губ Пена. Непонятно почему, но где-то в глубине души зарождался у него злой огонек азарта. С чего бы вдруг? «Перемещаемые» и провожающие были приглашены за праздничные столы. На личные адреса были разосланы электронные сопроводительные документы. Дополнительная информация о местах назначения транслировалась в специальных залах, для всех любопытствующих. Праздник шел к концу и люди потихоньку потянулись в зал с таможенными терминалами. Оставалось пройти санобработку, проверку сопроводительных документов, расцеловаться с провожающими и шагнуть в черную пустоту гарантированного решениями ООК космоса. Расцеловываться было не с кем. С сыном Пен простился еще вчера на торжественной линейке в интернате. Он прошел контроль одним из первых и уселся на первое сидение небольшого пассажирского состава. Состав перевозил путешественников до стартовой площадки аэролифта – челнока, который поднимал груз и людей на орбиту, прямиком в шлюзы гостеприимных трансферов. Все формальности были соблюдены. Народ потихоньку заполнил вагоны. На многочисленных экранах улыбающиеся девушки-проводницы напутствовали отъезжающих. «Вагончик тронется, перрон останется…» – вспомнилась очень старая песенка из какого-то учебного фильма по истории нравов. Вагончик действительно тронулся и, набирая скорость, устремился к горизонту через идеально ровную поверхность взлетного поля.