Сон Хлына тоже был неспокоен. Мнилось, что вернулся он в детство. В холодную, неустроенную избу храмового служки. По темным рассохшимся полам, гуляет сквозняк. Печь треснула и не держит в себе долго тепла. На неструганном столе лежит четвертушка каравая, накрытая тряпицей. Хлыну пять, и ему постоянно хочется есть. Но мать настрого запретила брать хлеб. Голодная пятница. Поесть можно будет только завтра. В углу в серой дерюге из нечесаной шерсти, на коленях стоит отец. Он худой и мосластый. Ранняя лысина уже выкосила половину черепа. Оставшиеся волосья отец заплетает в тощую косицу, которая придает ему вид одновременно смешной и убогий. Он занят важным делом. Кладет сорок поклонов в честь Великого Голодного Дня. Звонко стучит лоб, соприкасаясь с полом. Невнятно бубнит отец. Мать ходит мимо, отпихивая Хлына, если тот попадается ей под ноги. Мальчику скучно и холодно, но он даже не пытается привлечь внимание взрослых. Внезапно под столом, что-то мелькает. Свернулось в комочек и катится к печке. Хлыну любопытно и он ползет следом. За кутом грязно, но тепло. Стоит кадушка откуда пахнет прелым овсом. А рядом с ней маленький сгорбленный старичок. Смотреть на него и смешно и боязно.
-Ох ты, дитя горькое, при живых-то родителях. - причитает старичок. - Голодное, холодное, не обихоженое. Ну ничего, сейчас я тебя покормлю. Есть у меня медок свежий, сам собирал. Держи, кушай - говорит дедушка, протягивая кусок медовых сот. У Хлына слюнки текут от такого богатства.
-Как же дедушка,- пугливо шепчет он и по спине будто чем влажным проводят- намедни мамка есть запретила. Сказала до утрени ни-ни.
-Это взрослые пусть брюхо праздным держат, а мальца голодным держать не дам - говорит старичок. - Бери коли дают, да лопай.
Хлын ест жадно, облизывая пальцы, ест и тогда когда мать увидев его начинает истошно кричать и когда отец бросив его на лавку, отвешивает оплеуху за оплеухой. И даже когда колени начинают гореть от рассыпанных на полу камней, на которых он стоит ночь кряду, он продолжает облизывать липкие, грязные пальцы понимая, что теперь ему еще долго придется ходить голодным.
Наконец дневная жара спала и путники наскоро попив, продолжили свой путь. Хлын шел не разбирая дороги. Несколько раз он доставал непонятную плоскую штуку, смотрел в нее, кивал и быстро прятал. Прохор хотел было спросить, что это, но каждый раз, открывая рот, он забывал вопрос. Наутро после первой совместной ночевки, Хлын дал выпить парню настой из самолично собранных трав, пообещав, что после него усталость пройдет и дорога будет быстрой и легкой. И он оказался прав. С каждым шагом идти становилось все легче и легче, и вскоре парень уже не видел ни дороги, ни леса. Ему казалось, что все вокруг заполнено легкой серебристой дымкой из которой время от времени появляются, то Прасковея, то отец, то Хлын. Так пролетали день за днем. Утром Хлын поил Прошку отваром и тот совершенно не замечал как пролетает время, просто падая и засыпая как только старик прикажет.
Хлына тем временем донимали кошмары. Ночь за ночью ему снились то мать, которая чтобы изгнать беса, обливала Хлына ледяной водой. То отец засовывающий его на ночь в сундук с крапивой. То огромный страшный мужик, который заставляет пятилетнего мальчика сутками стоять на коленях и молить, чтобы бесы покинули его. Снился ему и маленький старичок, который кормил его медом и которого отец назвал исчадием Нави и мрака и которого, со временем, Хлын научился люто ненавидеть. Его и подобных ему.
По утрам, проснувшись, Хлын долго думал, об этом. И все больше уверялся, что все эти твари не достойны быть на земле. Им надлежит отправиться туда, откуда они взялись. В самые глубины мрака и геенны огненной. И поможет ему этот парень, что идёт рядом. Нет, Хлын далеко не дурак, сам в Холмы не полезет. Недаром люди о них дурное бают. Он рядышком постоит, да подождёт, а Прохор сильный, молодой, вот пусть и постарается.
Разве не прав он, выполняя такое важное дело, как очистка земли родной от врагов человеческих?
-Прав - шептали деревья на ветру. -Прав, прав - слышалось в ритме шагов. -Прав - весомо сказал тот, кого Хлын считал своим поводырем и наставником. Ему не верить, старик не мог. А значит прав он. И эта правда грела душу.
Глава 12. Настенька
В одной маленькой избушке, что прячется от всех в лесной глуши, жила-была девушка. Жила, уж, без малого, триста зим. Звали её Мудрая Йогиня. Каждый в лесу знал её, и был с ней дружен. Любила Йогинушка все живое. Добра была, да милосердна без меры. Не скупясь, помогала любому, кто в её избушку постучит. Изба её, из заговоренных бревен собранная, одной ногой в Яви стояла, другой за Навь цеплялась. Крепко стояла, бревнами своими как канатами Явь и Навь связывала. Жила в этой избе Йогиня неотлучно. Только и дозволялось ей, по лесу ходить, а за пределы ни-ни. И лишь раз в году, в день когда лето с осенью встречаются и новый год начинается, одевала Йогиня свои сапожки золотые, доставала из Нави ступу, обережными знаками расписанную и отправлялись в путь-дороженьку. Справа у неё в тот день великая. Должна была кудесница облететь земель, без малого в тысячу верст, да найти в них сиротинушек горьких, всеми брошенных. Йогинушка деток тех с собой забирала, кормила, лечила, коли надобность была, а после, через обряд тайный, добрым людям отдавала. Крепко по нраву Ягине её служба была, ибо знала она, что добро людям несёт.
Тем летом, семнадцать годочков назад, собрав харчей в дорогу она так же вылетела в предрассветную пору. Зорька только занималась, стыдливо раскрашивая щеки небостава. Воздух был чист и прозрачен до хрустальности. Окружающая живность спала, и тишина наполняла душу покоем и лёгкостью.
Уверенно управляя ступой, Ягиня облетала по порядку подвластные поселения, то тут то там забирая детей. Где-то селяне сами выводил сирот за околицу, и с поклоном передавали их девушке. Где-то приходилось и самой ножками потопать, выискивая потеряшек.
С высоты птичьего полёта кудеснице было отлично видно, как живут села. Вот, зажиточный край: село большое, семей на двести. Избы стоят, ровнехонько, высокие, статные, дивной резьбой, как невесты кружевами, убраны. Люди в тех местах живут степенные да спокойные. Улыбками на улице друг друга встречают. А за околицей, моря золотые те села окружают. Шелестят на ветру их волны, ленной сытостью взгляд радуют. Берегут люди главное свое богатство - Землю- Матушку. Дарами её балуют, поклонами уважение выказывают.
А вот село поменьше. Всего пятьдесят семей холмы обжили. Но и здесь все дышит размеренным довольствием. Растут на склонах густые виноградники, в каждой ягодке будто маленькое солнышко прячется. Вкуснее и слаще того винограда нигде не сыщешь. Самому Владыке Лазоревого царства тот виноград, в дар посылают.
Каждый год холмоселы перед первым теплом костры великие жгут, из деревьев особенных, волхвами одобренных, а пеплом молодые побеги засыпают. Виноград из тех ростков получается, крепким, сладким, наливным. Сердце радуется при взгляде на тяжелые душистые гроздья, прячущиеся в изумрудной листве.
Крепко по нраву Йогинушке труд людей холмов. Знает она как трудно, на этой земле семя растить. Но не сдаются люди. Каждый год у Земли благословения просят, а получив его, всю душу в свое дело вкладывают.
А вот и маленькие деревеньки замелькали перед глазами кудесницы. Дворов на десять, двадцать всего. Тяжело жить в них, бедно, со всех сторон топкие болота подступают. Последнее забрать норовят. Но не сдаются деревенские. Тяжелым трудом, крепко просоленным телом своим, отгоняют они топи, очищают от гнили новь непаханную. Благодарно вздыхает Земля Матушка, урожаем обильным людей радует.
Вот в такой деревеньке и встретила Йогиня свою Настеньку. А случилось это так.
Справа у нее в тот день удачная была, одиннадцать сироток в ступе крепким сном спали. Пора и домой возвращаться. Летит Йогиня над полями над холмами, путь метлой заметает, связь дитятей с прошлым обрывает, вдруг слышит будто плачет кто-то. Да тоненько так, надрывно. Словно кутенок скулит. Спустилась Йогиня на землю, ступу мороком укрыла, а сама на поиски отправилась. Ходила, искала, вдруг видит лежит на земле молодуха деревенская, по недогляду в капкан медвежий попавшая. А под телом ее, бездыханным вроде возится кто-то. Перевернула ее Йогинушка на спину и увидела младенчика. До того хорошенького, что сердце вечной девы замерло. “ - Ну, вот и нашла я свою душу, родственную” - подумала кудесница и завернув дитя в подол своего платья поспешила к ступе.