Дурацкий случай! Мне нужна была на приманку рыба — а где ее взять? Оставлять старую приманку — равносильно захлопнуть ловушки. Тухлятину норка никогда не возьмет. На мое счастье в вентеря попались две крупные рыбины, и я порезал их на части, прибавив к этому несколько мелких раков и подобранных на берегу ракушек.
Хотя медведь и испортил мне настроение, все же шагать утренней тайгой всегда приятно. Лещина щедро наполняла мои карманы орехами, земля дарила ягоды, и я с удовольствием угощался и тем, и другим. Пробираясь по тропинке, мне нет-нет да и удавалось подсмотреть какую-нибудь лесную тайну. Вот на дереве ссорятся две белки, а может, просто спорят: одна из них сидит и умывается, вторая возбужденно бегает туда-сюда по сучку. Белки что-то цокают, но что — мне не дано знать. Л вон из-под крутого берега выплыл выводок чирят. Молодые утки уже мало чем отличаются от мамаши. Иногда я просто сижу и слушаю тайгу. Слушать ее так же интересно, как и наблюдать. Вот где-то в ветвях поет мой частый спутник в походах — серенькая птичка-безымянка.
— Вин-честер потеря-я-л! Вин-честер потеря-я-л! — высвистывает она.
— He-правда, не-правда! — свищу я в ответ и хлопаю по ружью.
Приманки мне, конечно, не хватило, и несколько ловушек пришлось оставить пустыми. В этот день норок в нашем вольере не прибавилось: ловушки заполнили обычные клиенты — ежи и колонки. Вернувшись к бараку, я восстановил разрушенный медведем бассейн и поставил в протоке сетку, подаренную нам Трофимовым. Назавтра мне обязательно нужна была рыба, и на одни вентеря рассчитывать не приходилось.
Перед вечером я попробовал поудить спиннингом и, к своему удивлению, поймал четырех крупных ленков. Рыбу я бросил в ведро с водой и занес в барак. Тут я подумал: а что, если медведь заберется в баню, где хранилось наше сушеное мясо, ведь не побоялся же он ограбить бассейн. Я перетащил все мясо в барак и подвесил на стене. День пролетел как-то незаметно. Снова трещат в печке дрова и снова я шлепаю на сковородку лепешки из пресного теста.
Перед сном я вышел покурить и вдруг услышал в ночной тишине какой-то странный и непонятный звук. Не то вой, не то рев: короткий, нетерпеливый и властный, прозвучал он с ближайшей сопки. Затем рев повторился, на этот раз звучал дольше, переходя от низкой ноты к высокой.
— У-У-УУ- прозвучало в третий раз, и хотя я до этого ни разу не слышал, как ревут изюбры — догадался, что это они и что у них начался гон. Лето закончилось. В тайгу вступил сентябрь — начиналась осень.
Утром я проверил свои рако-рыболовные снасти. Раков не было, зато рыбы попалось много. Решив, что днем косолапый не осмелится прийти, я вытряхнул ее в бассейн, оставив для страховки возле барака собак.
На самых дальних ловушках мне снова пришлось увидеть работу медведя. Шесть ловушек были перевернуты и втоптаны в грязь. Глянув на отпечатавшиеся следы, я невольно потянулся к карабину. Рядом со следами медведя мои следы выглядели просто детскими, и я, восстановив ловушки, постарался долго не задерживаться в тех местах.
Вернувшись к бараку, я встретил на берегу Жулика, приветствовавшего меня каким-то тоскливым лаем. Он лежал возле воды и временами принимался лаять на речку то зло, то обиженно, то обречено. Несколько раз он принимался лакать воду и, наконец, обессилено уронил голову на лапы. Я подошел к нему и от удивления свистнул. Во что превратилась собака! Передо мной лежал не Жулик, а подобие пузыря. Живот его был самых невероятных размеров. Пес тяжело дышал, его мучила жажда, и он, напившись раз и два и будучи не в силах выпить всю речку — в злости лаял на воду.
Мне приходилось слышать выражение «лаять на воду», но я никогда еще не видел, как это выглядит в жизни. Посмотрев вокруг, я заметил чуть поодаль и Волгу. Бедняжка тоже маялась животом. Видимо, собаки что-то сожрали. Надо было помочь им, но как?! По идее им требовалось слабительное, но не могли же мы предусмотреть этот случай, и потому оно отсутствовало в нашем походном реквизите! Не зная что делать, я вошел в барак, и тут мне стало ясно, что сожрали собаки и почему их разрывало на части. Съеден был весь наш сушеный и копченый изюбр. Без малого двадцать килограммов!