В девятом часу вечера Лев Степанович и Александр Геннадьевич ходили проверить «сурпу» на загороди и почистить её от листвы. Рыбки нет. Анисим Никонович высказывает мысль, что была большая вода (за несколько дней до нас) и рыба уже скатилась вниз. Если так, то весь наш огромный труд окажется напрасным и Агафья окажется на зиму без рыбы.
Самочувствие остается неважным, одышка при малейшей нагрузке. У Михаила Яковлевича токе одышка, при нормальном артериальном давлении. С ночи и сегодня он начал кашлять. По этому поводу прошу его не заходить в избу к Агафье и стараться держаться подальше. Конечно, он понимает, чем продиктованы эти требования врача и не обижается на меня.
Ночью собаки на кого-то лаяли, сопровождая его возле нашей избы в вверх по Еринату. Через 5 минут вышел на улицу — ничего и никого не слышно.
21 сентября /среда/.Утро сырое после дождя, 6 градусов тепла. Небо в тучах, но с разрывами, в которые проглядывает голубое небо. Туман идет низко по распадкам — к хорошей погоде.
Сегодня большой церковный праздник — рождение Богородицы. Анисим Никонович, Анна и Агафья сегодня ночью до четырех часов утра служили «храмовую» службу в честь Богородицы. Утром вновь долго молятся. Интересно, как они молятся? Вместе или раздельно? Но входить в избу и мешать молитве мы не можем.
Через час прояснивает ещё больше. Похоже, погода сегодня будет летная. Вылета требует и здоровье, да и 27 сентября у нас должна быть защита двух кандидатских диссертаций моих сотрудников М. А. Мальцевой и Д. В. Островского. Совет по защите по нашей специальности впервые будет в нашем институте и сорвать его нельзя. Нервничаю по этому поводу. Самочувствие сносное, но при ходьбе возникает одышка, легкая внутренняя дрожь. «Сижу» на таблетках.
Лев Степанович и Александр Геннадьевич пилят дрова, я чувствую себя как дурак — ничего делать, кроме костра и варки не могу. Иду разводить костер. Затапливаю печь в избе, настывшей за ночь. Умыться из самовара, как мы это делали всегда, сегодня не удается. Самовар вчера упаковала в сумку Анна и за ненадобностью Агафье увезет с собой в Киленское.
Молебен закончен, и Лев Степанович присел к Агафье с магнитофоном. Записал её рассказ о том, как Ерофей вел себя «непотребно». По понятным причинам некоторые откровения её рассказа я упускаю (И.П.Н.). «Потом чуть совсем в зиму в лес не ушла. Анисиму все в открытую написала, что творится». Записав рассказ, Лев Степанович дает его прослушать Агафье. Она, слушая этот разговор с магнитофона, смеется, прикрывая рот платком и свой голос воспринимает уже спокойно. — «Агаша, откуда твой голос идет? Из-за Льва Степановича или ты в платочек говоришь?» Вновь смущенный смех в платок. «Как Лев Степанович тебя в эту черную коробочку поместил?». И вновь заливистый смех.
На пригорке за козлиной изгородью зацвели кипрей и куст багульника. И это осенью! Розовато-фиолетовые крупные листики цветка багульника пронзительно четко вырисовываются на фоне голубоватой воды Ерината, несущейся внизу под обрывом.
Уже первый час дня, а вертолета нет, хотя погода летная, облачность высокая, все горы видны. Ребята колют дрова. Анисим Никонович, в свои 72 года тоже, сняв треух, махает здоровенным колуном с крутящимися валиками, привезенным в прошлом году нами. Пригодился таки колун. Работает быстро-быстро, только мелькают чурка за чуркой, кланяется лысоватая голова, да трясется борода. Как бы я тоже хотел так поиграть с топором!
Около часа дня Анисим Никонович и Анна начали петь «Воскресную Стихеру». Агафья с ними не участвует, т. к. у ней оказывается несколько другой ритм. Лев Степанович и Михаил Яковлевич схватились за магнитофоны. Звучит протяжная молитва на два голоса, берущая за душу величием и внутренней силой. Низкий мужской голос великолепно перекликается с высоким женским. В перерывах Анна произносит: «Глас 1, глас 2 и так до 8-го» И эта пауза тоже создает особую атмосферу торжественности и благочестия, определенного ритма.