Сразу после обеда опять за работу. Через час верх избы полностью утеплен. Теперь нужно доделать начатые уже завалинки. Изрядно намаявшись и натаскавшись ведер с землей, присели передохнуть тут же на завалинке. Агаша, которая тоже принимала активное участие в возведении завалинки, с улыбкой вновь вспоминает свою, отнюдь не легкую, жизнь и тяжелые болезни. Приятно услышать положительную оценку нашего участия в ее судьбе. Агаша говорит: «Ежели бы не Игорь Павлович, то еще той-то зимой (позапрошлой) было бы совсем худо или убралась бы (умерла). Все же помогло то, что Игорь Павлович советовал. Принимала редьку с медом, багульник, прогревающий пластырь, мази. А этой-то зимой и таблетки. С рукой опять же помог. Жалко, что когда Наталья болела, не знали мы такого, может, и поправилась бы». Эти высказывания, конечно, свидетельствует о тех больших изменениях в мировоззрении Агаши, которые произошли со времен первой встречи с «мирскими» людьми.
Продолжая разговор о своей болезни зимой, Агафья говорит: «Погляжу в зеркало — старуха» (да и сейчас еще она выглядит похудевшей). «На спине спать не могла — задыхалась, верец (можжевельник) принимала». Агафья вновь четко проводит мысль о связи своего заболевания с посещением поселка геологов, об опасности общения с больными, кашляющими и чихающими: «Больных-то опасаться надо». Случались у Агафьи и небольшие травмы. При этом она использовала противоожоговую, эритромициновую и цинковую мази, оставленные нами.
Пытаемся убедить Агафью, что не нужно так много в огороде убиваться — люди помогут. В ответ слышим: «Лани после вас ни единого не было. Каирских ни одного человека не было. Анисим и Ерофей ни одного дня ни ночевали (после похорон), а я была шибко больная, на Каире-то три дня они были, могли бы пожить и помочь (с обидой в голосе). Песков тоже ни в чем не помог». Далее выясняется, что В. М. Песков настраивал Агафью против Льва Степановича, говорил: «Ежели снимать будет, да с кинокамерой, то не принимай совсем».
Светит солнышко, мы с удовольствием представляем ему свои лица и руки. Спрашиваю Агафью: «Загораешь ли ты на солнце?» Отвечает: «Без рубахи-то я никогда не хожу. Кто ночует без рубахи — эпитимья!».
Вновь пытаемся выяснить, как Агафья смотрит на переезд с Ерината. В ответ на мой вопрос о переезде и жизни в Кызильском монастыре, Агафья начинает издалека. «Анна Лукьяновна (живет в Киленском) правила (лечила) меня и сказала, что в монастыре многочувственники, не единогласные, и она ушла оттуда». Поэтому Агафья не знает, сможет ли жить в монастыре. Выходит, что эта возможность для нее тоже не подходит. «У Анисима вера подходит, но тятя сказал туда не ходить, не разрешил. Надо такого человека, чтобы сюда приехал — дак и все, чтоб без развороту», — заключает Агафья. И далее: «Если бы Линковы не наседали с верой своей, то можно с ними жить, только молиться отдельно. Я молилась бы в маленькой (избушке), работать можно вместе, а питаться раздельно».
Далее Агафья вспоминает своих умерших родственников, уточняет, что Дмитрий умер в 39 лет, Саввин в 48, а Наталья в 46. Спрашиваю: «Агаша, какие у тебя запасы пропитания на зиму?». Выясняется, что запас муки составляет два куля, один привез Иван Васильевич Тропин, а другой племянник Анисима. «На год не издержать. Для одной ведер 20 (картошки) посадила бы, одной-то мне куда более», — говорит Агафья. Попутно выясняется, что иногда, в основном летом, Агафья пьет козье молоко, даже угощала меня и Светлану. Из молока делала творог на Пасху. Хранится этот творог в берестяном туеске и, естественно, не в холодильнике — это вызывает у меня большие опасения — возможно пищевое отравление. На молочной сыворотке Агафья заводит так же тесто для сухарей. Агафья отмечает и пользу яиц, привозил их Борис Васильевич, пила их сырыми — «это помогало, становится легче (когда болела)». Имеются у Агафьи небольшие запасы высушенного маральего мяса. Вероятно, в знак особого расположения, дала кусочек его попробовать Светлане. Когда было заготовлено это мясо, осталось неясным.