— Ночевать нам нельзя! — прогудел Коробов. — За ночь твоя нога разболится — с места не двинешься. Уж я эти дела знаю. Приходилось самому так-то…
Владимир невольно посмотрел на свое обнаженное колено. Синяя опухоль расползлась еще дальше. В суставе все усиливалась тупая, дергающая боль.
— А ты не смотри, — посоветовал Денис, — и не думай, что больно… Давай-ка лучше одёжу сушить.
И Коробов, воткнув в песок колышки, начал развешивать белье вокруг костра. Потом он, собрав сухари, протянул горсть Владимиру.
— Не хочу! — отказался Климов.
— А ты через «не хочу». Подкрепиться надо. Путь у нас будет трудный.
Владимир без аппетита пожевал размокшую корку и, не доев, бросил в реку. Коробов посмотрел на него неодобрительно, однако ничего не сказал. И по тому, как рыбак бережно стал складывать сухари в рюкзак, Климов понял, что им теперь следует дорожить каждой коркой. До Усть-Елани оставалось недалеко, но… мало ли что еще может случиться.
Костер приятно потрескивал сухими сучьями, и возле него было тепло и уютно. Владимира потянуло в сон. Он уже прилег было на своем высохшем плаще, но тут Денис, потрогав дымящиеся паром телогрейки, заторопился:
— Давай-ка трогаться. Мало-мальски обсохли — и ладно. Одевайся.
С трудом натянув влажный ватник, Владимир поднялся. Опять, как и в первый день их встречи, он обнял Коробова правой рукой и, морщась от боли, заковылял по береговой отмели…
Ниже порога река широко разливалась по низменной равнине. Берега тут были пологие, песчаные. Густо усеянные мелкой галькой, они могли с успехом выполнять роль дороги в этом необжитом месте.
Но даже здесь, по ровной песчаной полоске, путники еле двигались вперед. Владимир чувствовал, как слабеет он с каждым шагом, как начинает выматывать его силы все возрастающая боль в колене. При каждом шаге он еле сдерживал себя, чтобы не стонать. Хотелось упасть на песок и лежать бесконечно долго, не шевеля ни одним пальцем.
Солнце уже опустилось над лесом, а сзади все еще доносился шум порога. Горбатый мыс, все время маячивший впереди, казался недосягаемым.
— Нет, парень, этак мы с тобой тут зазимуем, — нарушил наконец молчание Коробов. — Посиди-ка малость, я сейчас…
Климов бессильно опустился на землю, закрыл глаза. Он слышал, как трещал сушняк под сапогами уходящего в лес Дениса, как с шумом взлетел вспугнутый рябчик. Потом все смолкло. «Что он хочет делать? — подумал Владимир. — Что ему понадобилось в лесу?»
Вернулся Коробов с двумя длинными жердями и несколькими короткими палками. Бросив их на песок, он сказал:
— Придется твой плащ израсходовать.
И, вытащив нож, стал резать брезент на длинные ленты.
— Для чего это? — удивился Климов.
Денис молчал. Изрезав одну полу плаща, он положил на земле жерди параллельно друг другу, потом начал привязывать к ним брезентовыми лентами поперечные палки. Покончив с этим делом, Коробов прикрепил к передней части волокуши лямку и, обращаясь к спутнику, коротко сказал:
— Ложись.
— Я еще могу идти, — возразил Климов.
— Ложись! — твердо повторил Денис. — Некогда антимонии разводить — скоро стемнеет.
Владимир покорно лег на волокушу. Впрягшись в лямку, Коробов тронулся с места.
Тонкие жерди пружинили, и Владимира покачивало, как в зыбке. От беспрерывных толчков опять заболела успокоившаяся было нога. Зато двигались теперь раза в три быстрее.
— Денис Маркович! — окликнул Коробова Владимир. — Ведь ты так из сил выбьешься! Тяжело…
Денис приостановился и, повернув назад потное лицо с редкой бородкой, усмехнулся:
— Чудак-человек! Тяжеловато, конечно, да что делать? Не сидеть же нам тут… — Поправив на груди лямку, он добавил — К волокуше я привычен. Охотничаю. Убьешь в тайге сохатого — мясо вывозишь этаким вот способом. Да наваливаешь побольше. И ничего…
Денис тряхнул головой и снова потянул волокушу. Опять зашуршал песок, заскрипела галька. Две узкие бороздки, оставляемые на берегу концами жердей, поползли вперед.
Близ полуночи кто-то сильно постучал в окно к заведующему плодово-ягодным пунктом. Лев Филиппович Столяров, собиравшийся уже спать, торопливо открыл дверь. На крыльце стоял, тяжело дыша, великан без шапки, в расстегнутой телогрейке.
— Принимайте своего работника! — глухо, словно в пустую бочку, сказал он.
Лев Филиппович бросился к волокуше. А Денис, войдя в комнату, залпом выпил две большие кружки воды и устало опустился на стул.
В доме поднялся переполох. На кухне кто-то споткнулся о самоварную трубу, и она с грохотом покатилась к порогу. «Осторожнее, осторожнее! — доносился с крыльца сердитый голос Столярова. — У него нога сломана!» Потом жена заведующего убежала за доктором, и все смолкло. Только уложенный на кушетку Климов изредка глубоко вздыхал.
В суете Лев Филиппович совсем забыл про Дениса. А он молча сидел в углу и, устало свесив голову на грудь, казалось, дремал.
Коробов и в самом деле хотел спать. Но он старался пересилить себя. Глядя на лежащего неподвижно Владимира, Денис тревожно думал: не слишком ли поздно доставил он его в Усть-Елань? Не скажет ли доктор, что положение больного теперь непоправимо?
И рыбак сидел в своем углу неподвижно, с нетерпением ожидая врача.
Петр Иванович не замедлил явиться. Торопливо надев халат, он тотчас же приступил к осмотру больного.
В комнате стало совсем тихо. Слышно было, как на кухне тикали ходики, как лениво прожужжала где-то муха…
— Ничего страшного, — поднял наконец голову врач. — Обыкновенный ушиб. Нужен покой.
И Петр Иванович, задумчиво потеребив седую бородку, стал что-то писать на узком листке бумаги.
Царившее в комнате напряжение исчезло. Все разом заговорили. Денис тоже поднял голову и сказал:
— Ушиб — ничего. Пройдет!
И он встал со стула, намереваясь выйти из дома.
— Куда же вы? — остановил его Лев Филиппович. — Вам отдыхать надо. Раздевайтесь, мы сейчас постелем.
— Спасибо, — ответил Коробов. — У меня тут шурин живет, пойду к нему.
В это время Владимир, приподнявшись на локте, смущенно произнес:
— Ты меня извини, Денис Маркович… То, что тобой сделано для меня, не оценивается на рубли. Но я очень прошу не обижаться, если мы предложим тебе некоторую сумму за потерянное время…
— Чего ж тут обижаться, — просто ответил рыбак. — Меня артель послала. Я должен сдать в кассу свой заработок. За три поденщины.
Денис помолчал, переступил с ноги на ногу и добавил:
— А вот как быть с лодкой — не придумаю. Ведь она колхозная… С одной стороны — нашей вины тут не было, что она разбилась, а с другой…
— Заплатим и за лодку, — успокоил Коробова Столяров.
— Вот и хорошо! — обрадовался Денис. — Теперь все в порядке. Сами понимаете — не моя лодка-то. Общественная…
Заведующий, присев к столу, стал что-то писать. Рыбак снова опустился на стул.
Тут Климов, не в силах больше сдержать своей радости, воскликнул:
— А ведь я нашел, Лев Филиппович! Нашел черную смородину, устойчивую против антрокноза!
— Неужели? — быстро обернулся к нему Столяров.
— Вот! — открыл Владимир жестяную коробку.
Он бережно развернул сырой мох и, вытащив из него несколько черенков смородины, торжественно поднял их над головой.
Денис, ожидавший увидеть что-то необычное, разочарованно протянул:
— Значит… рисковал ты жизнью из-за этих веточек?
— Эти веточки, Маркович, дороже золота! — ответил Климов. — Я уверен, что мы получим от них новый сорт нашей, северной смородины, которая не будет бояться страшной болезни — антрокноза.
— А что это за болезнь?
— «Ржавчиной» называют ее в здешних местах. Листья желтеют, осыпаются. Смородина плохо растет, ягоды бывают щуплыми… И знаешь, что самое скверное? Нет здесь от антрокноза никакого спасения, поражены им все ягодники. Я прошел по тайге много километров и разыскал только несколько здоровых кустов. Вокруг все в «ржавчине», а они целехоньки!